импровизировать” с умным выражением лица во время политических теледебатов.Я снова снимаю трубку и звоню домой своему приятелю Лашо из криминалистической лаборатории. Он, как всякий нормальный человек, в такое время принимает друзей. Когда он снимает трубку, вместе с его неуверенным голосом в мое ухо врываются звуки музыки и голосов. Кто-то ревет “Я знал тебя, когда был молодым”, а какая-то дама подпевает, исполняя соло на бретельках бюстгальтера и резинках чулок. Мое сердце наполняется щемящей завистью. Глава седьмая В которой я выступаю как грузополучатель — Ты в состоянии уяснить то, что я тебе сейчас скажу? — спрашиваю я у Лашо.— Еще как! За кого вы меня принимаете?— Хорошо, тогда раскрой уши пошире. Завтра, ровно в восемь утра, ты подъедешь к моему дому на фургоне, на котором должно быть четко и внятно написано, что он принадлежит строительной компании. Следишь за моей мыслью?— Практически след в след.— Замечательно! Прихвати с собой еще кого-нибудь из ваших и оденьтесь как рабочие-каменщики. Ты все еще слушаешь меня?— Так точно!— Отлично! Возьмите с собой кирки, лопаты — словом, строительные инструменты!— А что будем делать?— Сносить Версальский дворец! Похоже, под ним огромное месторождение нефти. Еще захватите несколько кусков брезента…— Договорились.— Ровно в восемь. Не опаздывай, понял?— Заметано! Беру с собой Мюллера, возражений нет?— Никаких! Чао!Все, рабочий день закончен!Наконец-то наступает благословенный момент, когда можно принять дозу на грудь и отдышаться!Утром в понедельник в своем рабочем комбинезоне из белой парусины Лашо выглядит как настоящий Пьеро на подмостках кукольного театра. Пьянка у него дома, видно, затянулась и перевалила далеко за полночь, поэтому физиономия славного криминалиста приняла интенсивный бутылочный цвет, какой бывает, когда печень страшно сквернословит, а желудок шлет справедливые проклятия и угрозы.Его друг Мюллер на фоне Лашо смотрится немного посвежее, может быть, из-за своей огненной гривы, замечательно гармонирующей с медными звуками его луженой глотки.Что касается лично меня, любимого, то я пребываю в состоянии великолепной сбалансированности физического самочувствия и морального духа. Мы с Фелицией улеглись спать около двенадцати, и я, как благовоспитанный мальчик, вплоть до половины восьмого усердно давил подушку, пока маман не принесла мне утренний кофе с тостами. Прохладный душ, свежее белье — ив вашем распоряжении, милые дамы, ваш дражайший Сан-Антонио в своей наилучшей форме.— Куда едем? — еле ворочает языком Лашо.— Выкапывать мертвецов.Лашо их видел столько, что подобные заявления, даже застреленные в упор, действуют на него, как на слона дробинка.— Какого характера трупы?— Характера весьма раздетого, я бы сказал, до самых костей.— Класс!Мы делаем по глоточку рома, чтобы поднять моральный дух на должную высоту, и идем к фургону с надписью “Каменные кладки и кровля, предприятие Латюиль и сыновья, Париж, улица Фоли-Мерикур”. Очень достойное название, внушает доверие.— Почему такая секретность? — любопытствует Лашо, с трудом взгромождаясь на сиденье водителя.— Чтобы не привлекать внимания, сынок. Если мы начнем копать в саду в вечерних костюмах от Версаче, выставив шикарные тачки напоказ перед домом, то в деревне начнется шум, лишние вопросы, любопытствующие прохожие и прочее. А так мы бравые ребята-строители, приехали копать под фундамент для новой террасы, понял?— И где это удовольствие?— В Маньи-ан-Вексен…Он едет не спеша. Во всяком случае, на поворотах шины не выражают протеста режущим слух визгом. Мы все трое тесно прижаты друг к другу на переднем сиденье. Солнце палит как из огнемета и согревает не только душу. Словом, все хорошо. Только Мюллер застыл с несчастной миной.— Тебе жена устроила головомойку за вчерашнее? — выдвигаю я наиболее вероятную гипотезу.— Нет, — вздыхает он, — просто зуб затрахал, болит — ужас! Я уж и аспирин принял — ни черта не проходит.— А почему не идешь к врачу? — ставит вопрос ребром садист Лашо.— Боюсь.— И напрасно, — продолжает издеваться Лашо. — У меня есть дантист, так он зубы не рвет, а вынимает, будто вишни ложечкой из компота. * * * Меньше чем через час мы подъезжаем к владениям Пино. Погода прекрасная! Неподалеку крестьянин-винодел гонит свою жену на работу в поле. Природа звенит тысячью радостных голосов. Приятно работать в лучах жарко палящего солнца. Это прибавляет жизненных сил.Мы ставим грузовичок у ворот и вытаскиваем из кузова инструмент: лопаты, лом, всякую строительную всячину, а также свернутый брезент. Правая щека Мюллера беременна на восьмом месяце. Показав ребятам места археологических раскопок, я иду обозреть окрестности. И очень вовремя. Потому что к нам, нос по ветру, со стороны фермы искусственного осеменения направляется землепашец, дабы удовлетворить любопытство, чрезмерно возбужденное нашим появлением.— Это вы там работаете, в доме? У старичка висячие усы, как у моржа, и очки, отливающие голубизной.— Да, приехали строить веранду…— А! Вы из Парижа? Его удивляет, чего мы приперлись из Парижа, когда и здесь полно рабочих.— Я двоюродный брат нового хозяина…— Ага, ага…Лаконичный дедушка прочищает остатки зубов кончиком кривого ножа, сплевывая на землю результаты изысканий…— Хорошая погодка, да?— Я смотрю, вы здесь производите кое-что, хоть и ненатуральным способом…Он беззвучно смеется. Надо использовать его расположение, чтобы ввести в действие мой вопросник. Так, между прочим, будто невзначай. Я большой дока по этой части — десятилетний опыт, бронзовая медаль на олимпиаде!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41