— Что ж ты нам не написал? — сквозь слезы спрашивала мать.
А Хома рассказывал, как восемнадцать раз бежал из плена, как его били, как подвешивали за скрученные назад руки, как уменьшали и без того ничтожный паек.
— Что ж ты не написал? Можно было посылку послать. Люди вон посылали.,,
Хома не отвечал, и Ивась понимал его: снести голод было легче, чем показать свое малодушие. Ивась и переживал пытки, перенесенные братом, и радовался его возвращению, и восхищался его мужеством. Мать плакала, слушая рассказы сына. Отца, кажется, совсем не трогали -пережитые сыном мучения, на лице его только светилась радость, что Хома жив.
— Теперь ты умудрен жизнью! — говорил Юхим Мусиевич после того, как схлынула первая радость встречи.— Сам увидел, к чему приводит непослушание!
Хома вздыхал и утвердительно кивал головой.
— «Взявший меч от меча и погибнет!» — начинал отец-педагог цитатой из Священного писания второй раздел программы перевоспитания Хомы.
Когда сын наконец дал слово не брать в руки оружия, отец успокоился и перешел к новой теме — о необходимости для Хомы жениться,
Ивась не приобрел себе в лице старшего брата советчика и оппонента в спорах. Если отец, дискутируя с Ивасем по социально-политическим или морально-философским вопросам, относился к 14—15-летнему сыну как педагог к ученику и потому иногда кое-что недосказывал или, сам не имея ответа на вопросы Ивася, уклонялся от разговора, вместо того чтобы сообща подумать над разрешением сложной проблемы, то Хома после плена вообще избегал дискуссий.
В детстве Хома, как старший, охотно поучал младшего брата, наставляя его на путь истинный. Он, к примеру, объяснял, что материться — грех; Ивась еще не знал тогда значения слова «материться», но запомнил это.
Что касается сказок, то Хома не всегда выполнял просьбы братишки и, когда ему не хотелось рассказывать, спрашивал, бывало:
— Будешь слушать?
Ивась забывал о коварстве этого вопроса и простодушно отвечал:
— Буду.
— Жил-был рак...
Тут Ивась подымал визг, но Хома неумолимо доканчивал:
— .. .А кто слушал, тот дурак!
Ивась ревел, и Хома, чтобы успокоить его, обещал рассказать настоящую сказку.
Не плачь, я расскажу... А будешь слушать?
Ивась, не вытирая слез, враждебно смотрел на брата.
— Будешь слушать? — со всей возможной лаской в голосе спрашивал Хома.
— Буду,— хмуро бросал Ивась.
— Ну вот,— начинал Хома.— Жил-был рак...
Хома хохотал, а малыш заливался слезами, пока не
вмешивались старшие.
Теперь, вспоминая те далекие времена, смеялись оба. И все же, когда у меньшого возникла потребность поделиться мыслями, он обратился к Хоме с некоторой опаской.
Ивась прочитал «Исповедь» Максима Горького. До тех пор все было ясно: бога нет. Скажем — не выучишь урок, сколько ни молись, бог не даст знания. И сколько ни молись, коли не пройдешь по земле с плугом, бог твою десятину не вспашет,
Бога нет!
Сама идея, что он есть, принижает человека, ставит его в зависимость от высшей силы, делает рабом. «Раб божий». Разве не повторяют это каждую минуту попы и другие священнослужители? Раб божий! А человек хочет быть свободным, хочет жить с высоко поднятой головой, имеет для этого все основания! Разве бог хоть когда-нибудь, хоть в чем-нибудь помог человечеству? Все, что создано, создано без божьей помощи!
Аргументы против бога накоплялись в сознании Ивася постепенно, а во время революции только оформились в активный атеизм.
И вдруг...
Плененный талантом писателя и авторитетом его имени, Ивась уверовал в идею произведения. Если до чтения «Исповеди» он доказывал всем, что бога нет, то теперь с тем же пылом убеждал знакомых, что бог есть.
— Бог — в каждом из нас! Бог — внутренняя сила народа. Когда народ охвачен единым чувством, единым стремлением, он может сотворить чудо! Да, да! Обыкновенное, настоящее чудо! Чудо в прямом смысле этого слова! Бог — в нас самих!
Ивась ходил просветленный, радуясь, что пришел наконец к правильному пониманию такого важного вопроса, как религия. И правда: какая огромная прогрессивная сила — единство народа, "его стремление к добру! Толпа, самая обыкновенная толпа, зажженная одним желанием, общим чувством, творит чудо! Какие же еще нужны доказательства? Бог есть!
Отец соглашался с сыном. Ивасю казалось, что и брат разделит его восторг.
Атлетического сложения, но чуть неуклюжий, Хома не спешил с рассуждениями.
—А может этот твой бог, скажем, устроить землетрясение? — проговорил он после долгой паузы, выслушав брата.
Ивась замялся:
— Понимаешь... Это, конечно, не тот бог, который сотворил мир... Мой бог в каждом из нас. Мой бог — это жажда духовного самоусовершенствования. Сила этого бога проявляется, когда люди объединяются в каком-нибудь добром намерении. Понимаешь? ..
— Что такое понедельник? — перебил его Хома.— День недели, который следует после воскресенья. Так>
— Так,
— Что такое сапог? Обувь. Так? Так. А если назвать понедельник сапогом, в него можно будет обуться?
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать? — пожал плечами Ивась.
— Я хочу сказать, что каждое слово и каждый термин имеет определенное значение: бог — это бог, а сапог — сапог, жажда самоусовершенствования — это жажда самоусовершенствования, а сила народного единения — это сила народного единения. Так что твой «бог» вовсе не бог. То, что Максим Горький выдает за бога, совсем не бог. Существует оно или выдумал — это другой вопрос. Что такое бог? — продолжал Хома.
— Что такое бог? — переспросил Ивась и вдруг продекламировал из оды Державина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59