— Дед подмигнул Ивасю и, вынув коробок спичек, сложил из них число 666.— Шестьсот шестьдесят шесть — число зверя! Число антихриста! А теперь смотри! — И он из тех же спичек сложил: ЛЕНИН. — Вот кто антихрист!
Ивась прочитал, немного подумал и стал складывать из тех же спичек фамилию «Сичка». Вышло как раз: С И Ч К А.
— Читайте...
| Это была фамилия деда. Тот даже плюнул в сердцах.
— Ну и дурак!
— Кто же из вас антихрист? — с невинным видом спросил Ивась,
Старик проворно смел спички в коробок — кстати, спички в 1920 году были редкостью — и вышел из хаты, бормоча под нос:
— Рече безумец в сердце своем..,
Однажды во время воскресной службы по церкви разнеслась весть: банда Левченко в селе. Выйдя на площадь, Ивась увидел отряд конников в папахах с разноцветными шлыками и ускорил шаг, чтобы незаметно прошмыгнуть домой.
— На сход! На сход! — орал кто-то».
Но желающих оказалось немного; Ивасю удалось уже было замешаться в толпу расходящихся по домам. Но его окликнул Нойко:
— Вы что же, не хотите послушать новости?
Ивась остановился.
— Не хотите послушать наших освободителей? — тихо сказал, подходя, Михайло Леонтьевич.
— Отец велел не задерживаться...
— Не мешало бы и отцу послушать,— заметил Нойко и повел Ивася к волисполкому, возле которого всегда собирались сходы.
Проходя мимо отряда, Ивась увидел несколько знакомых кулацких сынков и среди них Палю и Пилю. В синих чумарках, в серых папахах с синими шлыками, они сидели на резвых жеребцах, но под носами у обоих по-прежнему было мокро.., Сын Кота Василь держал желто-лазурное знамя.
— Казаки! — восхищенно сказал Нойко.
«Раньше надо было перестрелять...» — подумал Ивась, а вслух сказал:
— «Славных прадедов великих правнуки худые»
— Почему? — вспыхнул Нойко.— Это не про них, это про вас сказал поэт!
— Да я просто так... Вспомнилось...— ругая себя за несдержанность, сказал Ивась и вдруг вывернулся: — А почему вспомнилось? Посмотрите, что под носами у внуков нашего соседа Шинкаренко! Этих казаков их отец зовет «Пиля и Паля — сукины сыны».
Нойко усмехнулся:
Строка из стихотворения Т. Шевченко «И мертвым, и живым, и рожденным...»,
— Простите, я не хотел вас обидеть..,
На крыльце, украшенном петлюровским флагом, стоял стол, за которым сидели Петро Кот и смуглый человек лет тридцати пяти — атаман Левченко.
— Говорят,— сказал Нойко,— у Левченко мандат от самого Петлюры.
На сход собралось человек двести — для пятитысячного населения Мамаевки очень мало. Мужики топтались, поглядывая на крыльцо и на конников, которые выстроились в каре, словно бы окружая сход.
К Левченко и Коту поднялись несколько человек: бывший жандарм Пасичник, который и поныне ходил в плоской, похожей на кубанку жандармской шапочке, лавочник Мордатый и — это удивило Ивася — секретарь волисполкома, из подпрапорщиков, Хмеленко.
Нойко, увидав кого-то из учителей своего возраста, отошел, и Ивась, опустив голову, стоял один.
Вскоре начался сход. Левченко сказал речь, в которой ругал Советскую власть, большевиков и евреев, докалывая, что надо направить все силы на борьбу против них за «самостийную» Украину.
— Какие будут вопросы? — обратился к сходу Кот, когда атаман кончил.
Люди молчали.
Какие вопросы? — крикнул Мордатый, но никто не подал голоса.
Хладнокровно! Хладнокровно как-то выходит...— сказал Пасичник.
А вот мы подогреем! — мрачно ответил Кот.— Приведите! — приказал он двум вооруженным банди- П1М, стоявшим позади него.
Сход затих в ожидании. Через минуту на крыльцо выпели окровавленного, в синяках, со связанными руками мужчину.
Крыця! — послышалось в толпе.— Иван Крыця.
Карабутенко узнал его: это был батрак Кота, и у 1!н.юя сжалось сердце.
Вот он! — сказал Левченко.— Вот ваш враг! Он пошел с большевиками, и за это ему смерть! И каждому, я предупреждаю, кто пойдет против нас, кто подымет па нас оружие, будет то же1
Паля слез с коня и, щелкнув затвором винтовки, пошел к крыльцу. Сход замер.
Не слушайте его, люди,— сказал Иван.— Не мерьте ему! Правда у нас, а не у них!
— Молчать! — завопил Левченко.
— Перед смертью говорю: правда у нас, а не у кулаков! У большевиков правда!
— Да что вы с ним нянчитесь? — заорал Кот и толкнул Ивана к стене.— Будет! Стреляй!
Паля выстрелил из винтовки; бандиты, стоявшие на крыльце позади Кота и Левченко, стреляли из пистолетов. Иван упал. На белой стене растекались пятна крови. Перепуганные люди бросились врассыпную.
— Стойте! — кричал Кот.— Стойте! Остановите их!
Конники бросились наперерез бегущим и снова согнали крестьян в кучу.
— Так будет с каждым, кто пойдет против нас! — повторил Левченко.
Кот в третий раз предложил брать слово. Но желающих не было. Тогда задал вопрос Мордатый:
— Скажите, а что означает желто-голубое знамя?
Палач обрадовался.
— Голубой — это небо голубое, лазурь, а желтый — это нива, желтая, зреющая...
Но его возвышенные слова упали в пустоту. Сход молчал, потупившись. Ивась смотрел на кровь на стене, и в его сознании всплывали слова из песни: «То наша кровь горит огнем!» А Хома где-то на фронте. Может, его уже и в живых нет?
«То наша кровь!..» Да, кровь горела огнем, и он с ненавистью думал о Коте: «Припомнят тебе когда-нибудь кровь твоего бывшего батрака!»
Левченко, очевидно, почувствовал настроение мужиков, приказал Коту:
— Отпускайте. Пусть идут!
Сход как ветром сдуло.
Ивась шел к Наталке всегда со сладкой тревогой в груди — а вдруг там будет Оля? После того вечера с поцелуем он почти не видел ее, только в церкви, и все ждал счастливого случая проводить девушку еще раз и раскрыть перед «единственной» свою переполненную любовью душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59