Самой ей нелегко добиться этого – пилотов много, а экспедиций мало. Но Ричард разглядел в ней родственную душу. Он хотел, чтобы она увидела Монументы, потому что в ее ощущениях он видел отражения собственных. И к тому же она чертовски хороша собой.
Среди всех находок только статую с Япета можно рассматривать как автопортрет. Крылья полусложены. Руки – на каждой – по шесть пальцев, устремлены к Сатурну. Несомненно, изображение женщины, смотрящей куда-то мимо Ричарда. Ноги напряжены, туловище слегка наклонено вперед. Почти эротическая поза.
Пустой взгляд устремлен вдаль. Она стояла на ледяном постаменте, вес которого составлял примерно треть ее собственного. На льду выгравированы три строки четких белых символов. Буквы утонченные и изящные. Похоже на арабский – характерные петли, полумесяцы и изгибы. И, когда солнце, двигаясь по небу, касалось их своими лучами, символы впитывали свет и оживали. Никто не понимал, что значит эта надпись.
Ширина постамента примерно полразмаха рук Хаткинс. Рост существа – три с половиной метра. Известно, что это автопортрет, – экспедиция Штейница обнаружила следы, соответствовавшие ноге существа.
Помост сделали так, чтобы пришедшие могли, ничего не повредив, подойти поближе и прикоснуться к статуе. Ричард стоял перед ней в глубокой задумчивости. Он тронул пальцами постамент, кивнул и снял с пояса лампу. Затем включил ее и осветил буквы. Символы стали ярче, увеличились и сдвинулись.
– Неплохой эффект, – заметила Хаткинс.
Надпись была на каждом Монументе. Но все надписи принадлежали к разным системам письма. Теория гласила, что это действительно Монументы, но все они созданы в разные эпохи.
Хаткинс заглянула в пустые глазницы.
– Здесь была Килрой, – сказала она.
Она знала, что все Монументы относились к пятитысячелетнему отрезку времени, закончившемуся примерно девятнадцать тысяч лет до нашей эры. Эта фигура значилась одной из самых ранних.
– Интересно, почему прекратили создавать Монументы? – спросила она.
Ричард посмотрел вверх на звезды.
– Кто знает? Пять тысяч лет – это очень долго. Может, им надоело. – Он подошел и встал рядом. – Цивилизации меняются. Не стоит ожидать, что Монументы будут создавать вечно.
Вопрос, который она не стала задавать. – Существовали ли они вообще?
Как жаль, что мы их потеряли. Все, кто здесь побывал, чувствовали то же самое, совсем рядом. Всего несколько тысячелетий, в масштабах космоса – лишь краткий миг.
Шаттл экспедиции Штейница был оставлен на планете, серый и неуклюжий, со старым американским флагом, нарисованным около открытой двери грузового отсека. Корабль лежал в двухстах метрах отсюда, у дальнего края настила. Затерянная частица ушедшего мира. Кабина пилота приветливо светилась, приглашая туристов на экскурсию.
Ричард снова повернулся к надписи.
– Что тут написано, как вы думаете? – спросила она.
– Имя и дата. – Он отступил на шаг. – Я думаю, что вы все поняли правильно. «Килрой была здесь.»
Она оторвала взгляд от Монумента и посмотрела на долину – бесплодную и белую, изрытую кратерами. Долина поднималась вверх к веренице горных кряжей, виднеющихся вдали в мертвенном свете гигантской планеты. (Япет был таким маленьким, что, казалось, вы стоите прямо на сфере. Ее это совершенно не трогало, но она знала, что, когда волнение Ричарда уляжется, он оценит этот эффект.)
Существо смотрело прямо на Сатурн. Планета висела низко над горизонтом и была в третьей четверти. Ее положение не изменилось с тех пор, как «она» побывала здесь, и останется таким же и через двадцать тысяч лет. Несколько сплюснутая у полюсов, на вид она была немного больше Луны. Кольца наклонились вперед – сверкающая панорама зеленых и голубых цветов, перечеркнутых тенью планеты.
Ричард скрылся за Монументом. Его голос потрескивал в наушниках.
– Она великолепна, Хатч.
Закончив осмотр статуи, они удалились в шаттл Штейница. Хатч рада была избавиться от лунного пейзажа и от энергетического поля (которое всегда вызывало неприятное покалывание) и снова обрести свой обычный вес и наслаждаться покоем стен и внутреннего освещения. Корабль более или менее поддерживался в том состоянии, в каком он и был двести лет назад. Интерьер дополняли фотографии членов команды Штейница.
Ричард, подгоняемый внутренним волнением, шел, рассматривая ряды фотографий. Хатч налила кофе и подняла свою чашку.
– За Фрэнка Штейница, – предложила она.
– И за его экипаж.
Штейниц. Одно это имя, как считали многие, могло служить заклинанием. Он первым отправился в далекое путешествие к Сатурну. Это была попытка привлечь внимание общественности к умирающей космической программе – исследованию странного объекта, сфотографированного «Вояджером» на Япете лет двадцать назад. Они вернулись, но без ответов на поставленные вопросы. Только ледяная статуя, происхождение которой никто не мог объяснить, да фильм с отпечатками следов на холодной поверхности. Экспедиция оказалась страшно дорогой. Это очень понравилось политическим крикунам, и президентская система в Америке была уничтожена.
Группа Штейница вернулась с неизлечимыми травмами: они обнаружили, кроме всего прочего, новые проявления воздействия на организм длительного пребывания в невесомости. Связки и сухожилия ослабли, мускулы почти атрофировались. У нескольких астронавтов появились болезни сердца. Все страдали от различных неврозов. Это было первым указанием на то, что человечеству будет не так-то легко привыкнуть к жизни вне Земли.
Фотография Штейница была в центре экспозиции. Его образ хорошо знаком Хатч:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143