– Есть кое-что еще, – добавила она. – Представим, что у вас есть чаша такой величины. Как вы ее повернете?
– Что?
– Если это телескоп, то как его развернуть? Мне кажется, что при любой попытке он выйдет из строя.
– Возможно, его не надо поворачивать, – сказал Джордж. – Может, он предназначен для того, чтобы наблюдать за тем, что не очень быстро движется? Или почти неподвижно.
– Я вообще не понимаю, как он там не разваливается, – вмешалась Мэгги.
– А я думал, ты спишь. – Голос Карсона звучал почти по-отечески. – Если это телескоп и если он постоянно на что-то нацелен, то на что? – Он очистил экран и задал вопрос компьютеру.
Мэгги встала и потянулась.
Жанет, которая была для Хатч достойным противником, начала игру, как всегда, с «с4». Английское начало. Интересно, подумала Хатч, почему такая агрессивная и бесстрашная женщина всегда выбирает такое взвешенное, методичное и осторожное начало?
– Ни на что, – продолжал Карсон. – В поле его зрения нет ничего.
– Он здесь уже давно, – сказала Мэгги. – Вернись в десятитысячный год до нашей эры и посмотри.
Джордж взял книгу, которую читала Жанет. Исторический роман времен распада Соединенных Штатов. Он полистал книгу.
Карсон получил ответ и улыбнулся.
– Малое Магелланово облако. Это интересно.
– Почему? – спросил Джордж.
– Это ближайший объект за пределами данной галактики, – ответила Хатч.
– С трудом верится, – сказала Жанет, – что такой монстр построили только для того, чтобы наблюдать за одним астрономическим объектом. Мне кажется, это уж слишком.
Джордж нахмурился.
– Мне казалось, что ближайшая галактика – это туманность Андромеды.
– Туманность Андромеды – ближайшая большая галактика, – объяснила Хатч. – Она находится на расстоянии двух миллионов световых лет отсюда. А расстояние до Магеллановых облаков – их два – в десять раз меньше.
Мэгги потерла глаза.
– Меня больше интересует, что находится по эту сторону. Ты говорила, что в биозоне есть кислородсодержащий мир. Какой он?
– У нас о нем мало информации, – сказала Хатч. – Температура почти как на Земле. Там есть океаны с водой. Есть жизнь. Но никаких радиосообщений. Это почти все, что нам известно.
Жанет открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут свет в комнате потускнел. Хотя лампы еще продолжали светиться.
Хатч заглянула в кабину. Кислородная лампа все еще горела мягким зеленым светом.
– Все в порядке, – сказала она.
Через несколько минут лампы снова загорелись на полную мощность.
Этой ночью они спали неспокойно. Все вертелись с боку на бок, без конца ходили в туалет и читали до поздней ночи. У них имелось три дивана, на которых можно удобно устроиться. При этом сразу возникла уйма проблем. Сначала мужчины настаивали на том, что они будут спать прямо на палубе. Хатч по привычке отказалась спать на диване и заявила, что будет проводить ночи в кресле пилота. Жанет и Мэгги отказались от всяких преимуществ. Все кончилось тем, что было составлено расписание. Каждый мог спать на диване три ночи из пяти, а две проводить в кабине пилота.
Несмотря на то, что запасы пищи ограничены, наблюдалась тенденция к перееданию. Они теперь не отходили далеко от шаттла и редко выходили на прогулки. Длинные темные коридоры корабля производили слишком гнетущее впечатление.
Хатч узнала, что Жанет была активисткой движения за мир во время Арабских войн, что она регулярно участвовала в пикетах около Всемирного Совета и дважды сидела в тюрьмах Нью-Йорка и Багдада.
– В Нью-Йорке мы побелили камеры, – рассказала она, – и полицейские разозлились. Но у нас установилась хорошая связь с прессой. И каждое утро репортеры были на месте. В конце концов им пришлось что-то предпринять. Когда показывали, как нас запирают, это не очень-то хорошо смотрелось. В те времена люди начинали возмущаться гораздо быстрее.
Хатч понимала, что Фрэнк Карсон, несмотря на напускную браваду и имеющиеся заслуги, не слишком уверен в себе. Он нуждался в одобрении со стороны окружающих и не очень хорошо чувствовал себя в роли руководителя миссии. Она видела, что ему полегчало, когда кризисная ситуация возникла на корабле, который входил в ее сферу ответственности. Возможно, именно поэтому он испытывал к ней особое чувство симпатии, ему казалось, что ее преследуют неудачи. Хатч с трудом скрывала раздражение. Она полагалась на свой собственный опыт и ни на кого не надеялась. Более того, она не особенно нуждалась в чьем-то сочувствии.
Джордж становился ей все ближе. Временами, когда он шутил по поводу отсутствия всякой личной жизни или издевался над обетами безбрачия (зато голова хорошо работает), Хатч видела страсть в его глазах, и в ней тоже вспыхивало ответное чувство. Ей нравилось быть с ним вместе, жаль только, что они оставались наедине лишь во время совместных прогулок. И эти-то прогулки и показывали окружающим, что между ними что-то есть.
Мэгги не скрывала свое мнение об интеллектуальных возможностях мужчин.
– Все хорошо, пока рядом нет женщины, – рассуждала она. – Но как только она оказывается рядом, их коэффициент интеллектуальности падает на тридцать процентов. – Она говорила, слегка поддразнивая, но все понимали, что эти слова вызваны незаживающей раной, и не обижались.
31 марта, в четверг, в 11:06 по Гринвичу, как раз через неделю после столкновения, зазвучал сигнал тревоги. Хатч расстегнула ремень безопасности, но Карсон остановил ее.
– Не волнуйся, я посмотрю. – Он поплыл к пульту управления.
Все молчали. Было слышно, как он возится у пульта. И еще был слышен шум электроники.
– Упало давление воздуха, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143