— Кто бы это мог быть? — проворчала Лейн.
Она убрала пробирки с кровью подальше с глаз и прижала ваткой вену на руке Масленки.
— Опусти рукав, Тинк.
Вошедшая женщина показалась знакомой. Она просияла при виде Тинкер и сказала Масленке:
— О, вау! Ты нашел свою двоюродную сестру!
— Ага. — Под озадаченным взглядом Тинкер Масленка притворился невинной овечкой. — Помнишь Райан? Астронома?
Ах да! Та астрономиня, которую она пыталась предупредить во время пирушки на свежем воздухе!
— Я пришла спросить, нет ли каких новостей. — Райан махнула рукой в сторону обсерватории. — Я валюсь с ног от усталости после ночи и заглянула узнать, как дела, пока не вырубилась… — Она осеклась и вскинула голову: — Ты ведь не всегда была эльфом, да?
— Мне надо работать! — заявила Лейн, прерывая внезапно воцарившееся молчание.
— Нет, нет! Она… она… — Масленка оглянулся на Тинкер, ища поддержки.
— Не смотри на меня, — оборвала его Тинкер. И тут же подхватила идею Лейн. — Хочу съездить к Тулу, набрать съедобной пищи. Тебе взять чего-нибудь, Лейн?
— И в самом деле, возьми. Посмотри, что у нее там из рыбы. Дюжину яиц. — Лейн проковыляла в кухню и вернулась с корзинкой для продуктов и стеклянной бутылкой под молоко. — Пинту взбитых сливок. И еще хорошо бы свежего хлеба.
Тинкер взяла емкости для продуктов.
— Я вернусь… через два часа?
Лейн кивнула:
— Да, это хорошо.
Так они нашли способ избавиться от присутствия Райан. Нечего ей болтаться у Лейн под ногами. Масленка слегка покраснел, поняв, что от него требуется, но махнул головой в сторону общежитий.
— Позволь проводить тебя, Райан. Я тебе все объясню по дороге.
И они разошлись по своим делам.
Пони настоял, чтобы Тинкер села на заднее сиденье «роллса», и потому ей пришлось буквально нависать над передним сиденьем, показывая ему дорогу до дома Тулу. Она обратила внимание, как гладко вел он машину, спускаясь вниз по обрывистому серпантину Холма Обсерватории.
— Как давно ты водишь машину? — «Водить машину» было английским выражением, поскольку ближайшие к нему эльфийские понятия подразумевали лошадей и вожжи.
— Нэ хэ.
Не годы. Полностью выражение звучало как «кэтат нэ хэ», буквально «считать не годы», что означало на самом деле: «слишком много лет, чтобы считать». Самое обычное эльфийское выражение. Оно могло подразумевать от каких-нибудь десяти лет до тысячи. После тысячи лет его заменяло выражение «нэ ху», то есть, приблизительно говоря, «слишком много тысячелетий, чтобы считать». Но в данном случае речь шла о паре десятков лет, поскольку только после прибытия Питтсбурга эльфы познакомились с современными технологиями.
— «Роллсы» были частью Договора, требующей, чтобы ЗМА предоставило в пользование зэ дому ани высококачественные машины. Все его стражи научились водить, и хусэпавуа, и сам зэ дому ани тоже, хотя не всем это нравится так, как мне.
— А тебе нравится?
— Очень. Дому разрешает мне гоняться, хотя хусэпавуа говорит, что это безрассудно.
Тинкер направила его по мосту Маккиз-Рокс. Утреннее солнце поблескивало на речной глади.
— А кто это — хусэпавуа?
— Поднятая Ветром Воробьиха.
Имя показалось Тинкер знакомым, но она не сразу соотнесла его с той потрясающе красивой эльфийской аристократкой, которую видела в хосписе. Вчера Пони раз или два упоминал ее, называя просто Воробьихой.
— Эта… Воробьиха… — жена Ветроволка?
Пони посмотрел на нее с искренним удивлением, что лишь усилило ее впечатление о его крайней молодости.
— Нет, доми! Они даже не любовники! Слава богу!
Пони давал ей изумительно прямые ответы. А она-то думала, что эльфы на это неспособны. Может, это связано с его желанием во всем слушаться ее? Или он выполняет приказ Ветроволка? Или он просто наивный мальчишка?
— Сколько тебе лет, Пони?
— В этом году исполнилось сто.
Конечно, для человека сто лет — это глубокая старость, но не для эльфа. К тридцати годам они только вступают в пубертатный период и не считаются взрослыми, пока им не исполнится ста лет. Странным, причудливым образом они с Пони были ровесниками, хотя, как она подозревала, он был намного опытнее ее — как бы ей ни хотелось надеться на обратное.
— Здесь? — спросил Пони, останавливая машину возле обшарпанной лавки Тулу.
Чтобы зимой в помещении было тепло, старуха полукровка заменила обыкновенное стекло найденными ею на свалке цветными стеклянными плитками. Как-то ей удалось их соединить друг с другом, и стеклянная стена превратилась в мозаичное панно из квадратов со стороной в шесть дюймов. Типично эльфийское произведение искусства: слишком большое для восприятия человека. Стоя в кухоньке и глядя на стену через всю лавку, можно было рассмотреть, как из квадратиков складывается ветка дерева, сквозь листья которой просвечивает солнце, а внизу висит налитое соком яблоко. С улицы, однако, все это выглядело щербатой стеной, склеенной как попало из блеклой старой плитки, хранящей секреты лавки точно так же, как ее хозяйка хранила свои.
Единственным намеком на специализацию лавки была надпись под окнами: Хлеб, Масло, Яйца, Рыба, Птица, Мед, Доступ в Интернет, Молоко, Чародейство, Телефон, Переводы, Видеотека. Рядом с теми словами, которые могли быть переведены на эльфийский, красовались руны. Все это много значило для Тинкер. Она вспомнила тот далекий день, когда, стоя под палящими лучами летнего солнца и слушая звон цикад, аккуратно выписывала по-английски то, что было начертано по-эльфийски изящной рукой Тулу.
— Да, здесь. — Тинкер выскользнула из машины. Зря она не подумала о том, как отреагирует Тулу на ее трансформацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134