Да, да — это ловушка, в которую он попался. Где он, что с ним произошло?
— Можно предположить, что ему удалось найти Юстаса Симмонса, компаньона Пембертона-старшего, — ответил Донн.
— Ну, так давайте искать и мы этого… компаньона.
— То, что Симмонса удалось найти один раз, не значит, что так же легко будет найти его во второй раз.
— Но надо же что-то делать! Ведь все они где-то есть — живые или мертвые, не правда ли? Найдите их! Для меня важна определенность — или одно или другое… Это я могу принять и понять. Я готова либо выйти за Мартина замуж, либо оплакать его. Я готова носить траур. Но почему эта проклятая чудовищная семья лишает меня права даже на это?
Сара Пембертон вступила в разговор, согласившись с девушкой.
— Да, вы знаете, очень странно, но я до сих пор ощущаю себя частью этой семьи.
При этих словах Эмили бросилась на диван рядом с вдовой и горько разрыдалась. Сара прижала девушку к груди и взглянула на Донна.
— Мы обязательно найдем Мартина, правда, капитан? Я не думаю, будто настолько прогневила Бога, что он решил устроить из моей души свалку для всяческих несчастий.
За все это время преподобный Гримшоу не проронил ни единого слова. Нахмурив брови и сложив на груди руки, он задумчиво и отрешенно глядел в пол. Я не знал, чем был занят доктор Гримшоу, с тех пор как видел его в последний раз — может быть, он увещевал Сару или утешал Эмили — этого я не знаю, но в тот момент я смотрел на него с чувством своего превосходства. Моя роль в деле была намного важнее, чем его. Во всяком случае, это именно я привлек к расследованию капитана Донна и внес в дело необходимую ясность и определенность. Мне кажется, что для газетчика весьма необычное ощущение — чувствовать себя большим праведником, нежели священник.
Но вот он заговорил… Преподобный был раздражен и явно пребывал в замешательстве.
— То, что произошло, находится вне пределов всякого христианского разумения. Признаюсь, что с позиции веры я не могу ничего понять. А это и есть свидетельство самой веры. Как вам известно, миссис Пембертон, я очень глубоко уважал вашего мужа. Он был моим другом. Членом приходского управления церкви Святого Иакова. Я не хочу сказать, что он вел безгрешную жизнь и ничем не был запятнан… Нет. Но он любил вас и своего сына, которого подарили ему вы. Это говорил мне он сам.
Священник обернулся к Донну.
— Огастас был груб и неотесан и не всегда мог оценить, какое воздействие окажут его слова на души более чувствительные и нежные. Это правда, и я не собираюсь это отрицать. Я готов даже согласиться с отсутствием у Огастаса твердых моральных принципов в ведении дел. Его христианская душа была там, — Гримшоу показал рукой на потолок, — а методы ведения торговых дел он держал здесь. — Священник опустил руку и помахал ею около пола у своих ног. — Давайте примем это как данность. Он был таким же, как большинство людей, которые занимаются подобными делами, — таким же, как инвесторы, основатели крупных предприятий, капитаны индустрии. Это очень сложные, противоречивые личности, способные на проявление всей гаммы человеческих чувств — от самых благородных до самых низких. Но то, что вы предполагаете, — это таинственный заговор! Вы считаете, что он прикинулся мертвым лишь для того, чтобы оставить свою семью без средств к существованию? Я не могу представить себе, что он мог оказаться таким язычником, я просто не могу подобрать иного обозначения подобного образа действий, в свете того, что я знаю об Огастасе Пембертоне, несмотря на все его несовершенства, несмотря на то, что он был, возможно, не самым лучшим из христиан.
Я хотел было вмешаться, но Донн предостерегающе поднял руку. Капитан сидел на низком креслице миссис Торнхилл и являл собой довольно забавное зрелище, сложившись практически пополам и упираясь подбородком в свои острые колени.
— Мы не приписываем мистеру Пембертону никаких мотивов, — сказал он. — Мы далеки от мысли предполагать, что он выдумал свою смерть для того, чтобы лишить наследства жену и сына.
— Но именно это вы и пытаетесь доказать, сэр! Какова иная цель ваших… рассуждений?
— Это не пустые рассуждения, преподобный. В нотариальной палате зарегистрирован документ, из которого становится ясным, что еще за год до того, как мистер Пембертон узнал, что страдает смертельным заболеванием, он заложил свое имение в Рейвенвуде компании по торговле недвижимостью за сумму в сто шестьдесят пять тысяч долларов. Нам также удалось выяснить, что он продал свое место на Нью-Йоркской фондовой бирже и свою долю в бразильской судоходной компании. Отсюда можно заключить, что, узнав о болезни, мистер Пембертон решил ликвидировать все свои дела.
— Кто вы, чтобы делать подобные заключения, сэр? — Гримшоу повернулся лицом к Саре. — Почему я слышу такие вещи от полицейского? Почему миссис Огастас Пембертон запятнала себя сотрудничеством с полицией. Полиция и, — преподобный бросил на меня уничтожающий взгляд, — пресса. Боже, спаси нас всех. Неужели потеря дома стала для вас столь чувствительным ударом, что вы не колеблясь согласились осквернить могилу своего мужа?
— Его могила, — вмешался Донн, — осталась неоскверненной, так как его там не оказалось. Мы осквернили чью-то еще могилу.
Капитан просто констатировал факт, фраза была сказана без всякого подтекста. Но Гримшоу услышал иное.
— Вы, как служитель непогрешимой церкви, которая называется Муниципальной полицией, хотите сказать, что Мартин — наш пророк и что тень Огастаса разъезжает в омнибусе по Бродвею!
— Послушайте, преподобный, может быть, вам стоит взять себя в руки и обдумать сложившуюся ситуацию, как это сделал я, — произнес Донн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90