Но я чувствую себя причастным ко всей этой грязи… И что бы я ни делал, мне становится только хуже. Образ мертвого мальчика накрепко засел к моих мозгах. Я бы написал его, если бы у меня хватило на это сил.
Я не стану описывать в своих мемуарах то, что произошло этой ночью. Я напишу их о себе. Я буду главным героем. И единственным. Я не стану представлять себя в качестве преданного друга и биографа семьи Пембертон, жившей когда-то в блистательном городе Нью-Йорке. Я буду писать о своей собственной судьбе, а это совсем другая история. Совсем другая.
Глава четырнадцатая
История, которую поведал нам Гарри, была практически готовой газетной сенсацией, и Донн почувствовал, что моя кровь вскипела от нетерпения. Когда мы вышли из мастерской Гарри, капитан предложил пойти посидеть в ближайшую пивную. Кто-кто, а уж капитан Донн прекрасно знал, что репортер — это тот же хищник, а история Гарри стоила того, чтобы ухватить ее зубами и принести к ногам издателя. Поскольку хищники, как, впрочем, и все остальные животные, не умеют хранить тайн и ничего не могут поделать со своей звериной натурой, то Донн и решил, насколько это возможно, вразумить меня и предостеречь от поспешных, необдуманных действий. Я не обижался. В конце концов, я сам предложил Эдмунду стать моим компаньоном в данном предприятии. А хороший компаньон просто обязан подавлять дурные инстинкты своего партнера. Я еще не знал, в чем заключаются дурные инстинкты капитана Донна, но надеялся распознать их, буде они проявятся. В то же время мне хотелось удостовериться, что мы хорошо понимаем друг друга.
— Каким образом муниципальная полиция эксгумирует трупы, чтобы об этом не узнали в городе? — спросил я.
— Я не могу отдать распоряжение об эксгумации, до тех пор пока не получу на это разрешения родственников усопшего.
— В данном случае это будет Сара Пембертон.
— Совершенно точно, — сказал он. — Но я не могу обратиться к миссис Пембертон с такой просьбой только на основании рассказа Гарри Уилрайта.
— Лично я верю ему… хотя он непревзойденный лжец.
— Я тоже верю ему, — поддержал меня Донн. — Но к вдове я могу идти, только имея на руках нечто большее.
— Что именно?
— Вот в этом-то и вся закавыка. Надо что-нибудь найти, некие подтверждающие доказательства. Так часто бывает — нужны доказательства того, что мы и так уже знаем. Согласно показаниям Уилрайта, ребенок лежал в гробу большого размера, что позволяет предположить намеренный обман. Но мы не можем полагаться на то, что он, по его мнению, видел своими глазами. Пьяный и при плохом освещении. Мы не можем быть уверены, что на кладбище не произошла ошибка во время похорон. Мне надо взглянуть на календарное расписание похорон, имевших место на кладбище в Вудлоне в этом году. Нам надо удостовериться, что могильщики ничего не перепутали и не поменяли местами двух покойников, которых хоронили в один и тот же день.
— В это очень трудно поверить.
— Самое главное с нашем деле, мистер Макилвейн. не торопиться и продвигаться вперед методично, шаг за шагом. Такая манера действий дисциплинирует, и начинать надо с того, во что меньше всего верится. Я должен своими глазами увидеть свидетельство о смерти мистера Пембертона. На этом свидетельстве должна стоять подпись его лечащего врача, с которым тоже надо встретиться и поговорить. Следует посетить нотариальную контору и поинтересоваться сделками, договорами и другими действиями, которые совершил мистер Пембертон в период, предшествовавший его смерти… ну и так далее.
— Вы можете сделать все это, не привлекая к расследованию служебных собак?
— Надеюсь, что да.
Мы разговаривали как два завзятых конспиратора, склонившись над столиком, сблизив лица и понизив голос почти до шепота.
— Господи, вы же знаете, что такое репортерское ремесло. Я хочу, чтобы вы пообещали мне одну вещь… В конце концов, именно я посвятил вас в это дело, и хочу, чтобы вы, со своей стороны, защитили мои интересы.
— Я понимаю вас. — Он кивнул.
— Это же исключительной ценности материал, — втолковывал я капитану Донну. — Это мой материал, он никогда не стал бы достоянием гласности, не заинтересуйся я этим делом. Я его нашел.
— Верно.
— И если наступит момент, когда вы не сможете дальше хранить это дело исключительно для меня, то я прошу честно предупредить об этом.
— Согласен, — ответил Донн.
Моя кровь кипела, но то же самое происходило и с капитаном. Его обычно скорбные глаза засветились каким-то новым огнем, на бледных щеках заиграл румянец. Он был тем не менее готов к тому, что я стану вмешиваться в его план расследования и протестовать против его действий, если сочту это нужным. Я говорил именно то, что, по мнению Донна, должен был говорить журналист. Вообще, оказываясь в компании Эдмунда Донна, я, против воли, горел желанием вести себя согласно его ожиданиям. Не то ли самое произошло с Гарри Уилрайтом? Донн ожидал, что он все расскажет, и Гарри сделал это.
Я был уверен, что за это мне еще придется извиняться перед Уилрайтом. Мне были понятны причины вызывающего поведения этого юного поколения. Они считали себя жителями некой колонии здравомыслящих людей и гордились своим просвещенным равенством. Мартин выделялся среди них тем, что подозревал своих сверстников и единомышленников в той же темноте и мракобесии, как и остальное человечество. Мартин Пембертон своим поведением подрывал их уверенность в себе и своей правоте.
К художнику я испытывал симпатию. И благодарность, хотя я ее никак не выразил. Его история произвела на меня ошеломляющее впечатление. Если подумать, то самым лучшим способом лишиться исключительного права на эту сенсацию было проявить поспешность, то есть уподобиться Мартину в его небрежной безоглядности и начать торопить события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90