— А теперь всем пора уходить. Сюда придет смерть. Вашего сына хотят убить. Спасайся, — сказал один из путников и вручил матери дары, уложенные в хранилище. Почему-то она поверила ему, схватила дитя и бросилась к черному ходу. Раздался возмущенный ропот. Как смеют эти сумасшедшие говорить такие вещи! Но путники уже сели молиться.
В следующее мгновение во дворик ворвались солдаты, которые, не особенно разбираясь, начали поливать собравшихся автоматными очередями. Мать выскочила в заднюю дверь, которая вела в целый лабиринт проходных переулочков.
Услышав стрельбу, народ бросился с площади во все стороны. Мать в панике бежала вместе с толпой по улице Метрополиос.
Тем же часом Фома и Павел неспешно спустились с холма по извилистым лесным дорожкам. Улицы города с их мирской суетой и военными проверками утомляли. Стремление отгородиться от суеты сподвигло монахов на ученую дискуссию о пневматических ногах. Фома пользовался ими, а Павел отказался. Пиная сандалией валявшиеся на улице мандарины, он доказывал, что паломнику негоже пользоваться пневматической поддержкой своего тела, а значит, и духа. Монахи приводили друг другу цитаты из Писания и наставления Отцов Церкви, которые, к сожалению, не сказали на эту тему ничего конкретного. О глиняных ногах — да, а о пневматических... Было что обсудить. Они проследовали мимо Вечного огня, где теперь не было забавных солдат с пумпонами на тапочках. Зато на площади стоял военный автолет с автоматическими пушками, и воинов ислама вокруг было более чем достаточно. Они следили за порядком, и греки чувствовали себя относительно спокойно. Но в душе, конечно, уже готовились к борьбе. Судачили, что еще устроит оккупантам Ирак.
Вдруг что-то произошло. Народ ринулся с окрестных улиц. В общей свалке на монахов наткнулась женщина с ребенком. Она была ранена и быстро говорила по-новогречески. Фома с трудом разбирал: за ней гонятся, армия хочет убить ее сына, его нужно спрятать. И вот это тоже — она протянула саквояж и стала терять сознание. Фома запахнул свою мантию над младенцем и скомандовал Павлу: женщину донесешь до госпиталя, запомнишь ее данные, чтобы потом вернуть ребенка. Свяжемся через адрес православной миссии.
Толпа прижала Фому к изгороди Ботанического сада. То, что нужно. Он стрельнул пневматическими ногами, и перелетел через ограду. Его примеру с разной степенью успеха последовало еще несколько человек. Но они пробежали через сад на другую сторону, а Фома решил остаться. Сад был закрыт, военные не интересовались им, так что здесь среди экзотических растений, водоплавающих птиц и античных колонн можно было переждать. Положение было непривычным — какой-то ребенок, которого нужно спрятать. Зачем преследуют его мать? Или младенца? Загадочно, и напоминает библейский сюжет.
Ребенок оказался удивительно спокойным, но он хотел есть. По счастью, скоро стемнело, отец Фома выбрался из своего убежища и отправился в миссию. Настоятель выслушал историю отца Фомы в большой тревоге. Ему уже было известно о странных событиях этого дня. Действительно, военные ищут женщину с младенцем. Прямо как Мюллер (у каждого свои сравнения, подумалось Фоме). Многих похватали. «Так что, отец Фома, вам лучше не оставаться здесь, не подвергать миссию угрозе. Детским питанием я вас обеспечу, еще рекомендательным письмом... И вот что, нельзя пользоваться публичным транспортом. Его тщательно досматривают».
А в это время в госпитале рыдал монах. Никто не обращал на него внимания — вокруг был сущий ад. С Метрополиос привозили раненых. Слух о расстреле облетел Афины, у госпиталя собралась толпа, которую еле сдерживали санитары. Солдаты предпочли не появляться: несколько мавров, двигавшихся поодиночке, были буквально растерзаны толпой.
Но Павел рыдал не из-за нынешних событий. Сюда он притащил на себе раненую женщину с Метрополиос. Ее звали Марией. Он взял ее адрес и собрался связаться с Фомой. Сел за свободный монитор, но сначала посмотрел свою почту. Старый ящик, как и всю свою прежнюю жизнь, он закрыл. Новый адрес принадлежал монаху Феодору, и письма шли только от священников. Одно письмо было с непонятным адресом, но программа против рекламы его почему-то не стерла. А потом он прочитал эту короткую записку и зарыдал. Перед ним было сообщение о нынешнем адресе Иринки, вернувшейся с того света.
Павел достаточно разбирался в медицине, чтобы понимать: она умерла. В ночь расстрела их лагеря она лежала у него на руках и не дышала. И Павел знал, что не в силах ее воскресить и не в силах пережить, что подвел ее под удар. Он просто ушел и не стал интересоваться, когда и где пройдут похороны. А похороны не состоялись.
Когда Павел пришел в себя, он стал лихорадочно манипулировать указкой.
— Где ты?
— Здесь, — немедленно ответила она, будто только и ждала вопроса (письмо с ее адресом было послано два дня назад).
— Где, здесь?
— Рядом. Всегда рядом.
— Я хочу тебя видеть.
— Вряд ли тебе это понравится. Я не в форме.
Это был отказ от аудиенции. Но теперь Павла было не остановить. Набрав ее полное имя и все известные ему идентификационные номера, Павел быстро выяснил, что Иринка поступила в киевскую больницу в состоянии комы. Там она находится и сейчас. В коме ее и стабилизировали. Павел понял, что она будет лежать так в хранилище, пока в ее тело подаются соответствующие химикалии и импульсы. И у нее есть электронная связь с внешним миром и даже голос, модулируемый специальным устройством.
Павел был в ужасе. Ее руки и ноги не могут пошевелиться, сердце работает от мотора, а голова, как у профессора Доуэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127