Я приставила дезинтегратор к виску, а предохранитель оказался спущенным. Рука плохо слушалась. – Я замолчала. Не хотелось мне говорить с этим мужиком – ни о сегодняшней ночи, ни о чем другом.
Если не считать того, что на этот раз я пришла по собственной воле, ожидая какой-то помощи. Не знаю какой, но я и не узнаю, пока сама не приложу усилие. Я вздохнула глубоко и попыталась еще:
– Две ночи назад я едва не убила человека, самого обыкновенного штатского, только за то, что он прижал меня к стене. Не знаю, почему. Ну, да, он кажется мне навязчивым. Он мне не нравится, а я – ему. Но это все.
Тагер продолжал внимательно смотреть на меня – возможно, он и в самом деле хочет разобраться. В конце концов, это же его работа. Ему положено так выглядеть.
– Как это случилось? – спросил он.
– Мне не понравилось, как он прикоснулся ко мне. – Мне сделалось не по себе. Все оказалось куда хуже, чем я себе это представляла. – Я среагировала как на нападение. Не знаю, почему.
– Что вы сделали?
– Разбила стакан и чуть не зарезала его.
– Чем вам не понравилось то, как он прикоснулся к вам? – Тагер говорил осторожно, но не так, как люди на контроле, ожидавшие, что я взорвусь при любом неверном движении. Тагер обращался ко мне так, словно питал ко мне глубочайшее уважение, что уже было абсурдно, учитывая, что мы с ним познакомились не больше пяти минут назад. Уважение надо завоевывать, а я не сделала еще ничего, чтобы завоевать его.
– Он дотронулся до лямки моего платья. – Описание инцидента заставило меня ощутить себя дурой. Назвать мои действия неадекватной реакцией было бы, мягко говоря, преуменьшением. – Потом он сунул руку между грудями и прижал к стене.
Тагер не сводил с меня взгляда:
– Он знал, что вы – праймери?
– Нет. Мы только познакомились в туристическом клубе.
– Он угрожал вам?
– Нет.
– Вы уверены?
– Конечно.
– Почему?
Я нахмурилась:
– Что вы хотите этим сказать: почему? Потому, что знаю.
– Как?
Кой черт он спрашивает меня об этом?
– Я эмпат, вот почему. Он сказал что-то насчет необходимости разбить мою «ледяную скорлупу». Но не предпринимал никакого насилия.
– Вы уверены?
– Да, уверена. Вы видите здесь проблему?
– Ваши рефлексы не включились бы без причины.
Вот, значит, как он отрабатывает свою зарплату: изрекая истины, и без того очевидные для его единственного пациента?
– Вы – душеспаситель. Вот вы и скажите мне, в чем здесь проблема.
Тагер вздохнул:
– Вы должны мне немного помочь.
– Это и есть то, что вы вынесли со всех своих степеней? Пусть пациент сам ставит себе диагноз, да?
Он не выказал никакого раздражения, продолжая говорить все тем же спокойным, полным уважения тоном:
– Мне необходимо услышать от вас больше.
Было что-то странное в том, как он смотрел на меня. Где-то я уже встречала такой взгляд. Непонятно почему, я разозлилась:
– Чего услышать?
– Происходило ли с вами в последнее время что-нибудь еще необычное?
Я вспомнила наконец это выражение. Такое появлялось на лице у моей матери, когда тому, о ком она заботилась, было больно. И его сопереживание, похоже, не подделка. Это не напоминало натренированное выражение-маску для пациентов. Я всерьез тревожила его. Но почему? С чего ему питать ко мне сочувствие – ко мне, которую он никогда не встречал раньше, к биосинтетическому чуду с фальшивым человеческим обликом?
– Нет, – ответила я. – Я не делала больше ничего странного. Я – это всего лишь я, и это уже не лишено странности. Наверное, мне лучше идти домой. Я устала, вот и все. Вчера мне пришлось пройти долгий путь.
– С туристами? – улыбнулся он.
С туристами? Он, должно быть, имеет в виду тех любителей морковного сока…
– Нет, я возвращалась пешком из ДВИ. Дошла до Солдатской Рощи. Я там спала.
– Зачем?
Хоть бы он перестал задавать мне эти вопросы.
– Я устала.
Он молча ждал.
– В ДВИ я приехала на метро, – объяснила я. – Но я не люблю, когда на меня глазеют. Поэтому я пошла домой пешком.
– У вас что, нет флайера?
– Почему же. Есть. Но вчера утром я не могла сесть в него.
– Вы часто летаете на флайерах?
– Постоянно.
– С вами случалось что-нибудь во флайерах?
– Конечно, нет.
– Но вчера вы не могли сесть во флайер.
Мне вдруг захотелось схватить его и потрясти хорошенько.
– Ну и что, черт возьми, в этом такого?
– Праймери. – Он помолчал, явно ожидая, что я подскажу, как меня зовут.
Я тоже молчала. Так и не дождавшись подсказки, он продолжал:
– Беседа со мной, возможно, неприятна вам. Но если я хочу помочь вам, мне придется задавать вопросы.
Неожиданно я почувствовала, что с меня хватит. Я вздохнула, повернулась и пошла от него. Когда стол преградил мне дорогу, я остановилась и оперлась руками о край.
Подумав немного, я отвернулась. Я говорила медленно, словно ныряльщик, проверяющий температуру замерзающей воды:
– Человек по имени Крикс Тарк однажды возил меня в своем флайере.
Тагер оставался на месте.
– Похоже на хайтонское имя.
– Он и был хайтоном. – Мои руки начали зябнуть. – Он подобрал меня на улице на колонии Тамс. Я работала там в подполье. Я… я… – Я заставила себя сказать. – Я три недели была его Источником. Каждую ночь, с вечера до утра. Иногда и днем.
Тагер умел скрывать свои эмоции. Очень хорошо умел. Черт, да он мог стоять перед несущимся на него поездом и не моргнуть при этом. Он обращался ко мне все тем же тихим голосом, хотя я ощущала, насколько он шокирован:
– Как вам удалось бежать?
– Я задушила его, когда он трахал меня.
– Простите. – Тагер подошел ко мне.
– За что?
– За то, что вам пришлось пройти через это.
– Это моя работа.
– Это черт-те что, а не работа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109