Нажав клавишу, освобождающую кассету, Юсеф вынул ее и спрятал под пиджак. Выйдя в коридор, он закрыл дверь и услышал, как щелкнул язычок замка.
Он вышел в фойе. Когда Юсеф приблизился, слуга открыл перед ним входную дверь.
— Вы уходите? — спросил он.
— Нет, просто мне захотелось подышать свежим воздухом.
— Очень хорошо, сэр, — сказал слуга, пропуская его.
Юсеф подошел к своей машине. С переднего сиденья вскочил шофер.
— Мой дипломат в багажнике? — спросил Юсеф.
— Да, сэр. — Открыв багажник, шофер подал его хозяину. Юсеф быстро положил в чемоданчик кассету, запер его, вернул шоферу. — Напомни мне, чтобы я взял его, когда вечером мы вернемся в отель.
— Да, сэр.
Пронаблюдав, чтобы шофер положил дипломат снова в багажник, Юсеф вернулся в дом. Он слышал гулкий стук сердца. Все свершилось лучше, чем он предполагал, он получил больше, чем мог рассчитывать. Теперь оставалось лишь решить, как наилучшим образом использовать то, что оказалось у него в руках.
Он скользнул на свое место рядом с Винсентом и уставился на экран. Повернувшись к нему, Винсент прошептал:
— Вам не кажется, что Рик просто фантастически играет Моисея?
— Да, — сказал Юсеф. — Но уверены ли вы, что он будет также хорош и в нашей картине?
Винсент с улыбкой повернулся к нему.
— Я не ошибаюсь. Придя в кино, Соломон сменил свое имя, став Сюлливаном. И неужели Соломон может плохо сыграть Моисея?
Юсеф всмотрелся в лицо главного героя, которое сейчас заполняло весь экран, и удивился, как он не заметил этого раньше. У Рика было типичное еврейское лицо, еврейские черты.
Открылась задняя дверь комнаты и вернулись Рик с Иорданой. Краем глаза он видел, как они разместились у бара. Через плечо Рик посмотрел на экран и что-то сказал ей. Засмеявшись, она взяла стакан с вином, который бармен поставил перед ней.
Юсеф почувствовал прилив ненависти.
"Смейся, сука, — с яростью подумал он.
— Смейся пока, ты, еврейская подстилка!"
Теперь ему было ясно, что он сделает с кассетой. Бадр будет бесконечно благодарен ему за доказательство, как он охраняет честь его имени, скрывая от мира свидетельство того, что жена продает его с евреями.
Глава 16
Сидя в другом конце комнаты, Лейла смотрела на свою мать.
— Я уже много раз говорила тебе об этом, мама. Хамид — просто мой друг, вот и все. У меня с ним нет ничего серьезного. Я не собираюсь выходить за него замуж. Он просто мой приятель.
Мариам тяжело вздохнула.
— Я не знаю, что с тобой происходит. Он обыкновенный сириец, и его семья не представляет собой ничего особенного. Не могу себе представить, что ты в нем нашла.
Лейла закурила.
— Мне же нужно с кем-то разговаривать.
— Вокруг так много прекрасных молодых людей, с кем ты можешь общаться. Отец сказал, что с ним говорил промышленник Фаваз. Его сыну как раз подошел брачный возраст, и они заинтересовались тобой.
— Кто? — с сарказмом спросила Лейла. — Фаваз или его сын?
— Прекрати быть такой распущенной. Дедушка не желает тебе ничего, кроме добра.
— Так же, как он желал тебе? — подчеркнуто спросила Лейла.
— Он ни в чем не ошибся, — оскорбившись, сказала Мариам. — Никто из нас не подозревал, что представляет из себя твой отец. Мы все делали, как надо. Никто не может ткнуть в нас пальцем.
— Я не видела, чтобы кто-то тыкал пальцем и в моего отца, — сказала Лейла. — Обычно, если у тебя есть деньги, никого не интересует, что ты делаешь.
Мариам разочарованно покачала головой.
— Я всегда говорила, что ты унаследовала от своего отца больше, чем от меня. Ты видишь мир так, как тебе хочется, чтобы он выглядел. Я бы никогда не разрешила тебе учиться в школе в Швейцарии. Единственное, чему тебя там научили — это спорить с матерью. Твоя сестра никогда так не поступает.
— Моя сестра дура! — фыркнула Лейла. — Ее беспокоит только ее дом, ее дети и ее взаимоотношения со слугами.
— Женщина и должна об этом беспокоиться, — сказала Мариам. — О чем же еще ей думать?
Лейла показала в окно.
— За ним целый мир, мама! Разве ты не видишь этого? Нас столько лет угнетали, наш народ был унижен и подавлен. Наши братья стонут под еврейским игом в Палестине. А ты спрашиваешь, о чем еще думать.
— Это решают мужчины, — сказала Мариам. — А мы должны заниматься нашими собственными делами.
— В них нет никакого смысла, — с отвращением сказала Лейла. Она встала и пошла к дверям. — Я ухожу.
— Куда ты идешь? Снова встречаться с Хамидом?
— Нет. Просто ухожу. Вот и все.
— Что за спешка? Сейчас будет обед.
— Я не голодна. Не ждите меня.
Мариам сидела и смотрела на дверь, за которой скрылась ее дочь. Через несколько минут она услышала, как перед домом заработал двигатель машины. Она подошла к окну как раз, чтобы увидеть, как маленький «мерседес» вырулил на улицу.
Лейла была точной копией своего отца. С ней никто не мог договориться. Она вспомнила тот день в прошлом месяце, когда Лейла появилась в дверях дома вместе с этим своим приятелем, сирийцем Хамидом. Они были так оборваны и грязны, что слуга, который только недавно служил в доме, не хотел их пускать. И лишь потом он неохотно согласился позвать хозяйку.
Мариам пришла в ужас от вида своей дочери. Ее кожа была такой темной и обветренной, словно она дни за днями проводила на солнце в пустыне, и на теле не было ни следа прежних округлостей. Она стала тонкой и стройной, как юноша.
— Что с тобой произошло? — не в силах сдержать слез, закричала она.
— Ничего, мама, — успокаивающе ответила Лейла.
— Но посмотри же на себя! Ведь ты в лохмотьях! Ты выглядишь так, словно месяцами не мылась!
— Со мной все в порядке, мама, — упрямо сказала Лейла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107