— Да, кое-кто.
— Можете считать, что я обязательно приеду. Во время войны мне не довелось побывать в Европе. Меня подбила зенитка над Северной Африкой, и единственные женщины, которых мне довелось видеть, были дешевые шлюхи. А ни один уважающий себя мужчина не притронется к ним. Или у них триппер, или у каждой есть какой-нибудь дружок-ниггер, который только и ждет, чтобы засадить тебе нож в живот.
Внезапно Хатчинсон понял, что ведет речь об арабских странах. Он не мог представить себе, что есть нечто общее между туземцами Северной Африки и стоявшим перед ним человеком.
— Война принесла плохие времена, — сказал Бадр.
— Ваша семья участвовала в ней?
— В сущности, нет. Наша страна невелика и, я думаю, в силу ее незначительности никто не торопился ее завоевывать.
Он не упоминал, что принц Фейяд заключил соглашение, гласившее, что, если Германия выиграет войну, ему будет гарантирован контроль над всеми запасами нефти этого региона.
— Как вы думаете, — спросил Хатчинсон, — будет ли еще одна война на Ближнем Востоке?
Бадр посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы знаете это так же хорошо, как и я.
— Ну, если что-нибудь там случится, — сказал Хатчинсон, — я надеюсь, что вы дадите им жару. Пришло время, чтобы кто-нибудь поставил на место этих евреев.
— У нас не так много еврейских клиентов, не так ли? — спросил Бадр.
— Нет, сэр, — с воодушевлением ответил банкир. — Мы просто не обслуживаем их, вот в чем дело.
— Как вы думаете, не потому ли у нас лопнула идея с развитием района Ранчо дель Сол? — спросил Бадр. — Не потому ли, что кое-кто из застройщиков были евреи?
— Должно быть, причины в этом, — торопливо сказал Хатчинсон. — Они хотели вести дела с еврейскими банками в Лос-Анджелесе.
— Я поинтересовался. Мне было сказано, что мы неверно вели себя. В Лос-Анджелесе им давали деньги на развитие, а мы захотели получить на полтора очка больше.
— Евреи сделали это специально, чтобы причинить нам неприятности, — сказал Хатчинсон.
— В следующий раз вы будете вести более продуманную политику. Я хочу, чтобы наш банк был конкурентоспособен. Это единственная возможность делать большие дела.
— Даже, если мы имеем дело с евреями?
Голос Бадра был спокоен и ровен.
— Пусть вас это не смущает. Мы говорим о долларах и только о долларах. О долларах Соединенных Штатов Америки. Эта сделка могла принести нам за первые же три года три миллиона долларов, которые пошли бы на развитие. И мне не хотелось бы, чтобы такие деньги проходили мимо.
— Но евреи в любом случае будут играть на понижение против нас.
— Может быть, — сказал Бадр. — Но просто мы должны учесть, что отныне мы предоставляем кредиты на равных с прочими условиями.
— О'кей, — сказал Хатчинсон. — Вы хозяин.
— Кстати, — сказал Бадр. — Последние данные, что вы мне сообщили относительно Города Отдыха, остаются неизменными?
— Двенадцать миллионов долларов, точно так. Японцы взвинчивают цены.
— Соглашайтесь на эту сумму.
— Но подождите! — запротестовал Хатчинсон. — У нас нет в наличии такой суммы.
— Я сказал — соглашайтесь, а не выкладывайте ее. Я думаю, что к концу недели у нас появится партнер.
— Это обойдется нам в десять процентов, в миллион двести тысяч долларов. Если партнер не появится, мы потеряем их. На это уйдет наш годовой доход. Ревизорам это не понравится.
— Я учту такую возможность. Если дела пойдут из рук вон плохо, я сам возмещу эту сумму. — Если же все пойдет, как предполагается, ни ему, ни банку не придется выкладывать ни пенса. Шесть миллионов вложат японцы, а остальные шесть миллионов придут от его ближневосточной группы, которую будет финансировать банк в Нью-Йорке. Банк заинтересован в деньгах и в акциях, он — в своей доле акций в консорциуме с японцами, а также в акциях ближневосточной группы. Деньги, по всей видимости, обладают странной особенностью размножаться сами по себе.
Наконец Хатчинсон ушел. Иордана вернулась в комнату и устало опустилась в кресло.
— Господи, — сказала она. — Не могу поверить.
Он улыбнулся.
— Во что ты не можешь поверить?
— Что в мире еще существуют такие персонажи. Я думала, что все они уже исчезли. Я помню их еще с детства.
— Тебе станет ясно, что люди, в сущности, не меняются.
— А я думаю, что таки меняются. Ты изменился. И я. Он встретил ее взгляд.
— Но не обязательно к лучшему, не так ли?
— Это зависит от того, что ты чувствуешь. Я не думаю, что могла бы вернуться к этому образу жизни. Так же как и ты не мог бы вернуться к себе домой и постоянно жить там.
Он молчал. В некотором смысле она была права. Он уже не мог вернуться к тому, что было и жить так, как его отец. Мир слишком изменился.
— Я бы затянулась дымком, — сказала она, глядя на него. — Нет ли у Джаббира его запасов гашиша?
— Уверен, что есть, — сказал Бадр, хлопая в ладоши.
Из соседней комнаты явился Джаббир.
— Да, хозяин?
Бадр быстро заговорил по-арабски. Через минуту Джаббир вернулся с серебряным портсигаром. Открыв, он протянул его содержимое Иордане. В нем лежали изящно свернутые сигареты с пробковыми фильтрами. Она тщательно выбрала одну из них. Повернувшись, Джаббир протянул сигарету Бадру, который также взял одну. Положив портсигар на кофейный столик перед Иорданой, Джаббир зажег спичку. Он держал ее как полагается, чтобы пламя чуть касалось кончика сигареты. Таким же образом он дал прикурить и Бадру.
— Спасибо, — сказала Иордана.
Джаббир почтительно склонился.
— Я ваш слуга, госпожа, — сказал он, беззвучно покидая комнату.
Иордана глубоко затянулась и сразу же почувствовала умиротворяющий эффект.
— Прекрасно, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107