А также отдайте распоряжение, чтобы его останки были взяты из полицейского морга в Гштаадте и отправлены на родину.
— Я об этом позабочусь.
— Сообщите экипажу, чтобы самолет был готов к полету в Бейрут на пятницу. Иордана и дети отправятся домой.
— Кажется, это на неделю раньше, чем планировалось, шеф?
В голосе Бадра появились нетерпеливые нотки.
— Делайте что вам говорят. Я думаю, что дома им будет лучше. — Бросив трубку, он остался сидеть, не отрывая взгляда от плейера.
Резко поднявшись, он подошел к дверям и запер их. Затем, вынув из кармана ключик, открыл центральный ящик стола и извлек из него кассету. Вставив ее в плейер, он нажал клавишу.
Экран засветился молочно-белым светом, и появилось изображение, сопровождаемое звуком. Пока крутилась пленка, он сидел оцепенев. Все было так же, как и с ним. Красота ее тела, томные чувствительные движения, слова, легкие кошачьи стоны — но она была не с ним. Она были с другим мужчиной. С евреем.
Изображение исчезло с экрана как раз в тот момент, когда боль в желудке стала почти невыносима. Он в ярости ударил кулаком по аппарату, чуть не поломав его. Пальцы его дрожали и, положив руки на стол, он долго смотрел на них. Сжав кулаки, он снова яростно обрушил их на крышку стола. Он бил и бил, и удары следовали в унисон сдавленным ругательствам.
— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — пока ссадины на костяшках не стали кровоточить.
Он снова уставился на руки, а затем бросил взгляд на машину.
— Иордана! — застонал он, словно она была внутри аппарата. — Неужели из-за этого я стал убийцей?
Экран ему не ответил. Он был чист. Опустив голову на руки, Бадр заплакал — в первый раз с времен детства. И молитва, которую он не повторял с тех же времен, слетела с его губ:
Во имя Аллаха, милосердного и доброго.
Я взыскую убежища у Господа всего человечества,
У Короля всего человечества,
У Бога всего человечества,
От зла, которое, крадучись, проникает тщаниями дьявола,
Тайком овладевающего сердцами людей.
Умиротворяющий покой молитвы овладел им. Полились слезы, и он почувствовал, что боль и горечь покидают его.
Слишком легко забыл он мудрость Аллаха, мудрость, принесенную Пророком. И слишком легко забывается, что законы Аллаха, сказанные устами Пророка, даны людям, чтобы жить по ним. Ибо слишком долго пытался он жить по законам неверных, но они не для него. И теперь он будет жить в соответствии с теми законами, в которых рожден. По единственному справедливому закону. Закону Аллаха.
Иордана вошла в библиотеку. В голосе ее еще были следы пережитого ужаса.
— Я только что услышала о Юсефе, — сказала она. — Не могу поверить.
— Он был дерьмом, — холодно сказал Бадр. — Но теперь он предстал перед престолом высшей справедливости и отвечает за свои собственные грехи. И даже всемилостивейший Аллах не найдет для него прощения. И гореть ему в вечном пламени.
— Но он был твоим другом. — Она не могла понять, почему он так изменился. — Он служил тебе много лет.
— Он служил только самому себе. И единственным его другом был он сам.
Она растерялась.
— Что между вами произошло? Что он сделал?
Его лицо представляло собой непроницаемую маску.
— Он предал меня — так же, как и ты.
Она смотрела на него.
— Ну теперь я окончательно не понимаю, о чем ты говоришь.
Он смотрел на нее так, словно перед ним было пустое место.
— Неужто?
Она молча покачала головой.
— Тогда я покажу тебе. — Подойдя к столу, он нажал клавишу плейера. — Иди сюда.
Оказавшись рядом с ним, она опустила глаза на маленький экранчик. На нем появилось изображение. Она вскрикнула в ужасе и у нее перехватило горло.
— Нет! — в голос зарыдала она.
— Да, — тихо сказал он.
— Я не хочу этого видеть, — сказала она, пытаясь отвести глаза.
Его рука схватила ее за локоть с такой силой, что боль отдалась в плече.
— Ты будешь стоять, женщина, и смотреть.
Закрыв глаза, она отвернула голову. Его пальцы стальной хваткой ухватили ее подбородок, повернув голову к экрану.
— Ты будешь, смотреть, — холодно сказал он. — Все до конца. Весь свой позор. Как пришлось мне.
Она молча подчинилась ему, пока лента не кончилась. Казалось, она будет идти вечно. Она чувствовала тошноту. Это было сумасшествием. Все, что происходило. Все это время на них смотрела камера, и Сюлливан лично включил ее.
Теперь она все поняла. Он включил камеру. И то, как он старался удержать ее в верхней части гигантской постели. Камера фиксировала только этот участок. Он, должно быть, болен, он хуже всех, кого она знала.
Внезапно все кончилось. Экран почернел, и Бадр выключил плейер. Она повернулась к нему.
На лице его не отражалось никаких эмоций.
— Я просил тебя проявить благоразумие. Ты не проявила его. Я специально предупредил тебя, чтобы ты избегала евреев. Этот человек — еврей.
— Нет! — вспыхнула она. — Это актер по имени Рик Сюлливан.
— Я знаю, как его зовут. Его настоящее имя Израиль Соломон.
— Я этого не знала.
Он не ответил. Но было видно, что он ей не верит.
Внезапно она вспомнила. На той вечеринке был и Юсеф.
— Это он принес пленку?
— Да.
— Это было больше трех месяцев тому назад. Почему он ждал так долго, чтобы принести ее тебе?
Он не ответил.
— Должно быть, он был в чем-то виноват, — догадалась она. — И решил, что, выложив ее на стол, обелит себя.
— Он сказал, что тот, кто доставил ему кассету, вынудил его. И сказал, что если он не будет выполнять его распоряжений, ее широко распространят.
— Я не верю! Он был там единственным, кого она интересовала. Он лгал!
Он снова не ответил. Все, что она говорила, подкрепляло его собственное убеждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107