Потом, очень собой довольный, поднимался в спальню.
– Ну вот, я все прибрал. Теперь весь день знай отдыхай, только и делов, что книжки читать.
И хоть и раздосадованная, жена не могла удержаться от смеха.
– А обед сварится сам собой? – говорила она в ответ.
– Ну, насчет обеда не знаю.
– Когда б его не было, знал бы.
– Да уж, видать, так, – отвечал он, уходя.
Немного погодя она шла вниз, там оказывалось прибрано, но грязно. Она не давала себе передышки, пока не наведет чистоту; потом выносила мусор в яму для золы. Миссис Керк, соседка, поджидавшая, когда она выйдет, старалась в ту же минуту пройти к своей угольной яме. И оттуда окликала через деревянный забор:
– А вы все не угомонитесь?
– Да уж, – суховато отвечала миссис Морел. – Ничего не поделаешь.
– Хоуза не видали? – донесся через дорогу голос крохотной женщины. То была миссис Энтони, черноволосая нескладная коротышка, она всегда носила плисовые платья в обтяжку.
– Я не видела, – отозвалась миссис Морел.
– Ну что б ему прийти. У меня уже полно готового, и, сдается мне, я слыхала его колокольчик.
– Слушайте! Вот и он, в том краю.
Обе женщины посмотрели вдоль улицы. В конце поселка стоял человек в допотопной таратайке, наклонясь над желтоватыми узлами какого-то тряпья, а вокруг теснились женщины, протягивали к нему руки, и у иных в руках были узлы. Миссис Энтони держала охапку некрашеных желтоватых чулок.
– Я на этой неделе десять дюжин сделала, – с гордостью сказала она миссис Морел.
– Тц-тц, – другая соседка даже прищелкнула языком. – И откуда только вы время берете?
– Э, да если расстараешься, время найдется, – сказала миссис Энтони.
– Нет, не знаю, как вы поспеваете, – сказала миссис Морел. – И сколько вы получите за них за все?
– Два с половиной пенса за дюжину пар.
– Да я лучше буду голодать, чем стану корпеть над дюжиной пар за два с половиной пенса, – сказала миссис Морел.
– Ну, не знаю, – сказала миссис Энтони. – Сколько ни есть, а заработаешь.
Хоуз двигался в их сторону, позванивал колокольчиком. Женщины стояли в калитках, перекинув через руку приготовленные чулки. Хоуз, простой малый, шутил с ними, старался их обсчитать, стращал. Миссис Морел, надменно вскинув голову, пошла в глубь своего двора.
В Низинном так повелось, что если соседке требовалась помощь соседки, она совала кочергу в камин и стучала в заднюю стенку, а так как камины примыкали друг к другу задними стенками, в соседнем доме раздавался громкий стук. Однажды утром миссис Керк замешивала тесто для пудинга и чуть не подскочила – в камине послышались громкие удары. Как была – руки в муке – она кинулась к ограде.
– Миссис Морел, вы стучали?
– Будьте добры, миссис Керк.
Миссис Керк перелезла через ограду и бегом кинулась в дом миссис Морел.
– Что, милая, как вы себя чувствуете? – озабоченно спросила она.
– Пора позвать миссис Бауэр, – сказала миссис Морел.
Миссис Керк вышла во двор и резким, пронзительным голосом закричала:
– Эгги… Эгги!
Зов разнесся из конца в конец Низинного. Наконец выбежала Эгги и была послана за миссис Бауэр, а миссис Керк, махнув рукой на пудинг, осталась возле соседки.
Миссис Морел легла в постель. Миссис Керк позвала Энни и Уильяма к себе обедать. Толстая миссис Бауэр вразвалку ходила по дому и по-хозяйски распоряжалась.
– Порубите холодного мяса хозяину на обед и приготовьте ему яблочный пудинг, – сказала миссис Морел.
– Уж нынче-то может и без пудинга обойтись, – сказала миссис Бауэр.
Обычно Морел не спешил на площадку рудничного двора, чтобы пораньше подняться из шахты. Кое-кто оказывался там еще до четырех, до свистка, означавшего окончание работы; но Морел, чей небогатый забой был теперь милях в полутора от площадки, работал, как правило, до тех пор, пока его напарник не прекращал работу, тогда и он тоже кончал. Однако нынче ему не работалось. Он находился в безопасной выработке и в два часа, при слабом свете свечи, глянул на часы, в половине третьего опять. Он врубался в выступ скалы, который преграждал путь к завтрашнему участку. Садился на корточки или опускался на колени и с силой ударял кайлом о камень – «У-ух… у-хх!»
– Пошабашим, приятель? – крикнул работающий рядом Баркер.
– Пошабашим? Ни в жисть! – проворчал Морел.
И опять взмахнул кайлом. Хоть и устал.
– Нудная работенка, – сказал Баркер.
Но Морел был слишком зол, ему стало невтерпеж и не до разговоров. Изо всех сил он наносил удары, врезался в скалу.
– Да брось, Уолтер, – сказал Баркер. – Обождет до завтра, нечего тебе надрываться.
– Завтра я и пальцем не притронусь к этой сволочной скале, Израиль! – крикнул Морел.
– Не хочешь – не надо, кто другой дорубает, – сказал Израиль.
Но Морел знай ударял кайлом.
– Эй вы… кончай! – прокричали углекопы, уходя из соседнего забоя.
Морел все ударял кайлом.
– Может, еще догонишь меня, – сказал Баркер, уходя.
Когда тот скрылся и Морел остался один, он совсем осатанел. Выступ скалы он так и не одолел. Столько сил потратил сгоряча, что впал в неистовство. Мокрый от пота, он встал, кинул наземь кайло, напялил куртку, задул свечу, взял лампу и пошел. По главному проходу, покачиваясь, удалялись огни углекопов. Слышался глухой гул многих голосов. То был долгий, тяжкий путь под землей.
Морел присел на площадке рудничного двора, где с плеском падали крупные капли воды. Множество углекопов, шумно переговариваясь, ожидали своей очереди подняться из шахты. Когда обращались к Морелу, он отвечал коротко, неприветливо.
– Дождик идет, приятель, – сказал старик Джайлз, узнавший это от кого-то сверху.
Одно хорошо: в кладовке для ламп Морел хранил свой старый любимый зонтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158