– Еще спрашивает «почему! почему!» Да посмотри сюда! – она показала на календарь, и он увидел – большое черное число «21», а вокруг сотни карандашных крестиков.
– Ой, поцелуи к дню рожденья, – он рассмеялся. – Откуда вы узнали?
– Ага, тебе хочется знать, правда? – насмешничала безмерно довольная Фанни. – Тут по одному от каждого, кроме леди Клары… а кой от кого и по два. Но сколько тут моих, не скажу.
– Да я знаю, ты такая душенька, – сказал Пол.
– А вот и ошибаешься! – возмутилась Фанни. – Вовсе я не люблю разводить нежности. – У нее было сильное, глубокое контральто.
– Вечно ты, притворяешься этакой бессердечной деревяшкой, – со смехом сказал он. – А ведь ты чувствительная, как…
– Уж лучше пусть меня называют чувствительной, чем ледяшкой, – выпалила Фанни. Пол понял, что это камешек в огород Клары, и улыбнулся.
– Неужели ты это обо мне говоришь такие гадости? – смеясь, спросил он.
– Нет, мой птенчик, – с бесконечной нежностью ответила горбунья. Было ей тридцать девять лет. – Нет, мой птенчик, ты ведь не воображаешь, будто ты этакий красавец из мрамора, а все мы просто грязь. Я ведь не хуже тебя. Пол, правда? – Она была в восторге от своего вопроса.
– Так ведь все люди одинаковы, верно? – ответил он.
– Но я не хуже тебя, правда, правда. Пол? – отважно настаивала Фанни.
– Ну, конечно, не хуже. И уж наверняка добрей, великодушней.
Ей стало боязно. Как бы ей не разреветься.
– Я решила, приду-ка пораньше… девчонки уж точно скажут, что я хитрая! Ну, а теперь закрой глаза…
– И открой рот, увидишь, что Господь пошлет, – докончил Пол и так и сделал, ожидая шоколадку. Ему слышно было, как шуршит фартук, как тихонько звякнул металл. – Сейчас посмотрю, – сказал он.
И открыл глаза. Фанни глядела на него, длинное лицо ее разрумянилось, голубые глаза сияли. На рабочем столе перед ним лежал небольшой пакет с тюбиками красок. Пол побледнел.
– Нет, Фанни, – быстро сказал он.
– Это от нас от всех, – поспешно ответила она.
– Нет, но…
– Они такие, как нужно? – спросила она, радостно взволнованная.
– Господи! Да лучших не сыскать в каталоге.
– Такие самые, как нужно? – воскликнула Фанни.
– Они у меня в маленьком списке, я его составил на случай, когда разбогатею. – Он закусил губу.
Фанни отчаянно разволновалась. Надо ей перевести разговор.
– Всем уж так хотелось тебе их подарить, все внесли свою долю, кроме царицы Савской.
Царица Савская – это Клара.
– А она не присоединилась? – спросил Пол.
– У ней и случая не было, мы ей не сказали. На кой нам, чтоб она все по-своему сделала. Мы вовсе не хотели, чтоб она в это встревала.
Пол посмеялся над Фанни. Он был глубоко тронут. Но пора было уходить. Она стояла совсем близко. И вдруг обхватила его за шею и жарко поцеловала.
– Сегодня тебя разрешается поцеловать, – виновато сказала она. – Ты стал такой белый, у меня аж сердце заныло.
Пол поцеловал ее и ушел. Руки у нее оказались такие худенькие, у него у самого сжалось сердце.
В этот день он повстречался с Кларой в час обеда, когда бежал вниз мыть руки.
– Вы не ушли обедать! – воскликнул он. Обычно она в обед не оставалась на фабрике.
– Да. И я будто пообедала старыми протезами. Сейчас мне необходимо выйти, не то буду чувствовать, словно я вся из отработанной резины.
Но она медлила. И Пол мигом понял, чего она хочет.
– Вы куда-нибудь идете? – спросил он.
Они пошли вместе к Замку. Верхнее платье Клары было очень будничное, чуть ли не уродливое; в помещении же она всегда была одета мило. Неуверенными шагами она шла рядом с Полом, опустив голову и отворотясь от него. Скверно одетая и ссутулившаяся, она предстала сейчас перед ним в самом невыгодном свете. Он с трудом узнавал ее статную фигуру, в которой словно бы дремала тайная сила. Съежившись под взглядами прохожих, она стала вовсе неприметной.
Парк Замка был зелен и свеж. Взбираясь по крутому подъему. Пол смеялся и болтал, а Клара шла молчаливая, похоже, невесело о чем-то задумалась. У них едва ли хватило бы времени зайти в приземистое квадратное здание, которое венчало отвесную скалу. Они прислонились к стене, в том месте, где утес прямо спускается в парк. Пониже, в ямках, выдолбленных в песчанике, прихорашивались и нежно ворковали голуби. Внизу, в стороне, у подножия скалы, на бульваре в озерцах собственной тени стояли крохотные деревца, и крохотные человечки, смехотворные в своей озабоченности, торопливо семенили кто куда.
– Так и чудится, будто можешь сгрести весь этот люд, точно головастиков, и зажать в горсти, – сказал Пол.
– Да, – со смехом ответила Клара. – Нужно отойти подальше, чтобы увидеть, какие мы есть на самом деле. Деревья куда значительней.
– Только по величине, – сказал он.
Клара язвительно засмеялась.
Дальше, за бульваром, тонкими металлическими нитями обозначались железнодорожные пути, по обеим сторонам их теснились крохотные штабели досок и бревен, возле них суетились, дымя, игрушечные паровозики. Среди черных отвалов блестела серебряная тесьма канала. Еще дальше, на речном берегу, тесно сгрудились жилища; будто черные ядовитые сорняки, они тянулись плотными рядами и густо засеянными грядками, и там и сям на равнине, рядом с блестящим иероглифом реки, поднимались растения повыше. Крутые отвесные утесы по ту сторону реки казались мелкотой. Широкие пространства то темные, поросшие лесом, то слабо светящиеся полями пшеницы, уходили в туманную даль, где высились синие горы.
– Одно утешение – что город не растет дальше, – сказала миссис Доус. – Он пока только маленькая болячка на зеленом просторе.
– Маленький струп, – сказал Пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158