Я видела, как ты всего себя посвятил художнице, которую все считали мертвой. И вдруг мне все стало ясно. Как сделать так, чтобы начать все с чистого листа, как загладить свою вину и заставить тебя простить меня? Заставить тебя любить меня? Я могла бы стать Мэйсон Колдуэлл! Я могла бы показать тебе, что я больше чем копировальщица, что я настоящая художница. Я могла бы принять ее стиль и писать лучше, чем писала она. И, когда бы ты увидел картины, ты полюбил бы их, и тогда я бы сказала, что сама их написала. И ты бы гордился мной. Вот поэтому я и потеряла голову, узнав, что та женщина жива. Потому что я подумала, что все теперь пропало. Но теперь… когда ты увидел картины… я надеюсь… я молюсь, Ричард… Это уже не важно. Ты поймешь, Ричард, что, жива Мэйсон Колдуэлл или мертва, я твоя женщина.
Эмма смотрела на Ричарда с обожанием и мольбой, и слезы текли у нее по щекам.
– Ты все это делала…
– Ради тебя, Ричард. Ради твоей любви.
Какое-то время он просто молча смотрел на нее. Мэйсон сжала кулаки. Все будущее ее зависело от его реакции. Наконец он сказал:
– Эмма… Эмма. – Он покачал головой. – Все правильно, кроме одного.
Эмма моргнула.
– Что-то не так?
Ричард понизил голос почти до шепота, прежде чем сказать:
– Они… просто… не очень хорошие. Лицо Эммы стало как фарфоровая маска.
Ричард продолжал:
– В них есть рисунок, цвет, композиция. Технически они безупречны. Но под техникой ничего нет. Задний план не вызывает ничего, кроме отвращения. Центральная фигура красива, но не более того. В этих картинах нет души, нет искры. В них нет волшебства. А оно одно может превратить уродство в красоту. В них нет гениальности Мэйсон.
Повисла тягостная пауза, затем раздался голос Эммы:
– Ты сукин сын!
– Эмма, ты ведь знаешь, что я прав. В том, что касается искусства, я никогда не ошибаюсь.
Эмма ударила его по лицу. Звонкий звук пощечины эхом отлетел от стен.
В ярости она набросилась на Ричарда с кулаками, ногтями вцепилась в его лицо. Ричард перехватил запястье Эммы и заломил руки ей за спину. Затем, когда силы ее иссякли, он швырнул женщину на пол.
– Ты напрасно тратишь время, Эмма. Ты не можешь занять место Мэйсон. Ни в искусстве, ни в моем сердце.
С этими словами он развернулся и вышел. И мимо Мэйсон, успевшей шмыгнуть за колонну, он пошел прочь из этого дома.
Глава 29
Эмма лежала, свернувшись калачиком на полу, она рыдала так, словно ее мир был разрушен до основания. Всего несколько недель назад Мэйсон ушла бы молча, посчитав, что справедливость свершилась, но она изменилась за эти недели. Сердце ее открылось несчастьям других, она стала более чуткой, более отзывчивой. Слыша рыдания Эммы, Мэйсон не чувствовала ни негодования, ни гнева. Странно, если учесть, что всего несколько недель назад эта самая женщина пыталась ее убить.
Мэйсон тихо вошла в комнату и остановилась у двери, глядя на герцогиню. Плечи ее тряслись от отчаянных рыданий. Мэйсон подошла, присела на корточки рядом с Эммой и осторожно тронула ее за плечо.
Эмма вздрогнула от неожиданности и села. Глаза у нее были красные, на лице остались мокрые полосы.
– Что вы тут делаете? – прошипела она.
– Простите, я…
– Вы все слышали? – Эмма судорожно огляделась. – Ну что же, надеюсь, вы счастливы. – Она скинула руку Мэйсон со своего плеча и встала. – Я все потеряла. Все, что мечтала иметь, и все, на что надеялась. А вы… вы победили.
Мэйсон выпрямилась:
– Мне не нравится такая победа.
– Вы завоевали единственное, что имеет для меня значение.
– Мы очень похожи, вы и я, – сказала Мэйсон.
– У меня нет с вами ничего общего! – визгливо крикнула Эмма. – Ничего! Неужели вы этого не видите? Я не художница, я всего лишь никчемная копировальщица.
– Когда я впервые вас увидела, – сказала Мэйсон, – я решила, что вы самая счастливая женщина на свете. Я вам завидовала. Я мечтала получить все то, что есть у вас. Деньги, положение в обществе, уважение, уверенность. И, чтобы обрести все это, я притворилась тем, чем не являюсь. Так что в этом мы очень схожи. Мы обе самозванки. Как видите, разницы между нами нет никакой.
– Не говорите со мной так. Я хочу вас презирать. Мне необходимо вас презирать.
– И вы правы в том, что меня презираете. То, что я совершила, достойно презрения. Мне вздумалось получить то, что судьба мне не предназначила, и мне было наплевать, какими средствами я завладею желаемым. И столько людей из-за меня пострадали. Но я тоже хочу все исправить. И первое, что я могу сделать, это простить вас.
– Вы меня прощаете? Ах вы, самонадеянная нахалка! Мне не нужна ваша жалость!
– Я не испытываю к вам жалости, Эмма. Я вас понимаю. Я знаю, почему вы поступали так, как поступали. В конце концов, – тихо добавила она, – я тоже люблю Ричарда.
И тогда случилось странное: у Эммы словно не осталось сил на ненависть, на злобу и на гнев. Она разрыдалась, пряча лицо в ладони. Мэйсон подошла к ней и, когда Эмма оттолкнула ее, она все равно обняла ее и так и держала, пока Эмма не выплакалась у нее на плече. Мэйсон не пыталась ее успокоить, урезонить, не произносила ненужных слов утешения. Она просто ждала, пока со слезами не уйдет боль, пока на душе у Эммы не полегчает, пока слезы не иссякнут сами. Она обнимала соперницу, гладила ее по спине и сама чуть не плакала.
Когда Эмма наплакалась вдоволь, Мэйсон вытащила из рукава носовой платок и вытерла Эмме глаза.
– Почему вы так поступаете? После того, что я сделала… Я хотела вас убить!
Мэйсон убрала со лба Эммы прилипший локон и тихо сказала:
– Потому что я думаю, что Ричард глубоко несчастный человек. Он не знает, как освободить себя от наваждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101