«Вот и началась расплата», — подумал Джек уныло. Но только не сейчас. Он хотел успеть сделать еще кое-что, прежде чем стены Лонгмида сомкнутся вокруг него.
— Я хочу съездить в Глостер, — Джек боялся, что отец возразит ему. — Повидать Нор… мисс Стерлинг.
Лицо герцога осталось непроницаемым.
— Ты думаешь, это необходимо?
— Это моя вина, что она попала в этот приют. Я хочу, чтобы она знала о моем участии в ее освобождении.
Герцог сдержанно кивнул.
— Ну, хорошо. Лонгмид ждет тебя, как только ты вернешься. Мы сможем встретиться в Сиренкестере. Полагаю, ты захочешь присутствовать при нашем свидании с этим Стерлингом.
Джек не задумывался над тем, что сможет сказать Его Светлость сэру Ричарду, но знал, что Онория уже на пути к свободе. Никто еще не осмеливался перечить герцогу Монингтону. Он всегда одерживал верх над соперником.
Джек судорожно глотнул, слова застревали у него в горле. Он приблизился к отцу.
— Благодарю вас, Ваша Светлость, — с трудом выговорил он.
Поднеся бокал к губам, герцог еле заметно качнул головой, принимая благодарность как должное.
ГЛАВА 26
Джек настоял на том, чтобы ночевать в своей прежней комнате, считая, что имеет на это полное право.
Лежа в постели и прислушиваясь к звукам старого дома, Джек испытывал самые противоречивые чувства.
Норри вскоре обретет свободу. Герцог упомянул о переговорах, но Джек знал, что на самом деле он предъявит Стерлингу ультиматум. Впрочем, как и ему. Не пройдет и нескольких дней, Онорию выпустят из приюта, если, конечно, все сложится хорошо.
Он хотел присутствовать там, где это случится, хотел сам сообщить ей эту радостную весть, встречать ее у дверей, когда она выйдет.
Лишь так он мог доказать, что сожалеет о своем поступке. Если она вообще захочет с ним говорить.
Джеку нужно сделать все необходимые приготовления, чтобы отправить ее снова к няне. Джек поморщился, зная, что стеснен в средствах, но это уже не исправишь. Ему все равно нужно позаботиться о Норри. А в Норфолке деньги ему не понадобятся.
Эта ночь пролетела без сна, с рассветом Джек уже поднялся. Без особого удовольствия, наспех, он проглотил какой-то завтрак на кухне, оставил вежливое послание герцогу и выехал, когда на траве еще лежала тяжелая утренняя роса. Ему предстоял долгий путь до Глостера.
Джеку не верилось, что еще несколько недель назад он, смеясь, поддразнивал Норри в Норкроссе. Он с изумлением понял, что ему очень не хватает всего этого, не хватает Онории.
Да и чему тут удивляться? С той самой ночи на террасе, когда он понял, что от его беспечности не осталось и следа, он запутался в ее сетях. Он завлек ее в постель, но не потому, что она прельщала его своей невинностью, а потому что он нуждался в ней, он хотел быть с ней.
Ее влюбленные взгляды и наивные планы об их будущем одновременно и пугали, и привлекали его.
Джек столько времени убеждал себя, что свободен, что и не заметил, как потерял эту свободу давным-давно — может быть, с того самого момента, когда заключил с ней эту сделку. Он боролся, сопротивлялся, выражал недовольство, спорил, но с самого начала уже предвидел свою судьбу.
Он полюбил ее. Джек понимал, что это не то чувство, которое Джек испытывал раньше к другим женщинам, он знал, что это что-то другое, что заставляло его ощущать себя таким жалким и беспомощным. Он жаждал пожертвовать всем ради нее, чтобы вымолить ее прощение, спасти ее и защитить.
Онория бы удивилась, что Джек считал это жертвой. Какой человек не захочет стабильной устроенной жизни, уверенности в завтрашнем дне, обеспеченного будущего? Это являлось предметом ее мечтаний. Но для Джека это означало — решетки, клетки, замки. Он тогда потерял бы свободу и был бы вынужден стать таким, каким его хотели видеть другие.
Даже Норри хотела изменить его. Хотела, чтобы он к чему-то стремился в этой жизни, строил какие-то планы на будущее… Для того, чтобы обеспечить безбедность и устроенность в жизни. Когда она начинала говорить о доме, детях, будущем, ему хотелось бежать, как испуганному зайцу.
Джек уже давно признался себе, что устал от жизни, которую вел на протяжении многих лет. Он хотел бы начать все сначала, поступать по чести и совести на этот раз. Иметь слишком много свободы также опасно, как вообще ею не располагать; абсолютная свобода дает человеку неограниченные возможности разрушить самого себя. Не потому ли он оказался на эшафоте виселицы в Гортоне и даже испытывал облегчение, что должен был вскоре умереть?
Сейчас, по крайней мере, он хотел жить. И только благодаря Норри. Она дала ему еще один шанс, заставив понять, какая это ценность — жизнь. Слишком дорогая, чтобы выбросить ее ни за что, одним движением брошенных игральных костей или перевернутой карты. Настолько ценная, что нужно, в конце концов, попытаться как-то устроиться в ней, что-то изменить в своем существовании.
Джек никак не мог представить себя заточенным навсегда в Лонгмиде. Он не испытывал тяги к деревенской жизни, впрочем, как и к церкви. Но он сможет обрести хоть какую-то опору в жизни, обретя собственный дом. И жить в нем с женой, которую выберет ему его мать. Внезапно его осенило, и мысль, пришедшая ему в голову, показалась Джеку ясной как божий день. Джек даже рассмеялся, насколько все получалось просто. Существует только один человек, который смог бы сделать его жизнь в Лонгмиде более сносной; только один человек, которого Джек мог представить рядом с собой. Онория. Где-то в глубине души он понимал, что для него это единственный путь, что бы угодить своему отцу, приспособиться к новой жизни и при этом остаться самим собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93