Должно быть, это ее упрямое женское тщеславие стремится найти в его взгляде какой-то личный интерес. Она ведь считала, что давно избавилась от суетного желания нравиться мужчинам, которое присуще ее полу. Наверное, в монастыре почти не было соблазнов, потому она так и решила, а теперь видит, как сильно заблуждалась. Да, побороть грехи, тщеславие и гордость намного труднее, чем она думала.
Ей нужно выбросить из головы всякие искушения, относящиеся к его сиятельству, и не отклоняться от истинной цели своей миссии в Уитморе. Она попросила у Всевышнего прощения, руководства, терпения и моральной силы для выполнения своего долга… Умолчала она лишь о том, чего действительно хотела.
На следующее утро, чистя кладовую и расставляя все по местам, кухонная прислуга обнаружила трехстворчатую ширму, которую использовали, чтобы укрепить полки. Они позвали Элоизу, и та, осмотрев находку, заявила, что это ценная вещь.
Когда Ральф с помощником отнесли ширму на солнце и стерли с нее пыль, все увидели черные лакированные поверхности, инкрустированные замысловатыми рисунками из перламутра и золотыми цветочными узорами. После более тщательной очистки ширма должна была стать потрясающе красивой. Элоиза послала мальчика за графом.
— Изумительно. Похоже на что-то восточное, — произнес он, проводя рукой по рисункам, и покачал головой. — Я видел такие вещи в богатых домах, однако не мог представить себе, что нечто подобное есть и в Уитморе.
— Почему? Это же часть вещей, принадлежавших вашей матери. Вдруг обнаружатся и другие? — предположила Элоиза.
— Другие?
— Помните, старая Морна говорила, что в доме было полно дорогих вещей. Да и мадам сказала, что она перенесла в свою комнату только самые любимые вещи вашей матери. Значит, их было намного больше. Что случилось с остальными?
— Может, их давным-давно продали? — пожал плечами граф.
— Но наверняка не все. Если бы мы сумели найти такие же вещи, как эта ширма, вы могли бы продать их, чтобы заплатить налоги. — Элоиза направилась к двери мадам.
— Если они не проданы, то наверняка давно сгнили, — проворчал граф ей вслед.
Она замерла с поднятой рукой.
— Потому что были прокляты? Вы это имели в виду?
Он сам постучат в дверь, и вскоре они уже стояли рядом с француженкой. Сначала их вопросы смутили мадам Флермор, потом она села и с обреченным видом кивнула на обстановку своей комнаты.
— Берите, что пожелаете, сеньор. Теперь это все ваше.
— Нет-нет, мадам, вы не так нас поняли. — Граф сел на стул возле кушетки. — Мы просто хотели бы узнать, нет ли в замке других вещей. Что случилось с остальными, когда умерла моя мать?
Француженка потерла лоб, вспоминая.
— Я забрала вещи ее сиятельства… а остальное взял себе Седжвик. — Она покачала головой. — Мне неизвестно, что он с ними сделал. Вы должны спросить его.
Почтенный управляющий долго чесал седой затылок, подбородок, живот, словно это помогало ему вспомнить события давно минувших дней.
— Да, милорд. — Седжвик наконец постучал себя пальцем по носу, стараясь выглядеть очень хитрым. — Собрал их, а потом спрятал, вот что я сделал. Знал, что когда-нибудь про них спросят.
— А где ты спрятал вещи, Седжвик? — нетерпеливо спросил граф.
— Ну, это было… это было… — Старик опять задумался, не зная, что ответить. — Черт, я должен вам показать.
Он с трудом поднялся со стула и, волоча ноги, повел Элоизу и графа на кухню.
— Тут была дверь, — растерянно сообщил он, потирая лысину и глядя на сплошную каменную стену. Граф взял его за плечи и повернул лицом ко входу в подземные кладовые. — Ага… это здесь. — Седжвик шагнул в темноту и сразу остановился. — Я не вижу в этой тьме даже собственную руку!
Когда граф схватил масляную лампу и осветил кладовую, старик повеселел:
— Уже лучше. Так, где тут дверь?
Элоиза с графом недоуменно переглянулись, вывели его назад, на кухню, потом опять ввели в кладовую и водили Седжвика туда и обратно до тех пор, пока не сообразили, что он имел в виду совсем не ту дверь. Они тщательно обследовали кладовую за штабелями бочек, за полками, за крюками, на которых висели тушки домашней птицы различной степени готовности, но обнаружили только сплошные каменные стены. Тогда они вернулись в тот дальний закоулок, где Элоиза и кухонная прислуга отыскали ширму.
При свете теперь уже двух ламп стали видны необработанные глиняные кирпичи в каменной стене. Древний известковый раствор оказался настолько скверным, что граф без особого усилия выбил один кирпич, а потом с кухонными мальчиками быстро разобрал всю кладку и открыл арочный проход.
Седжвик выглядел озабоченным.
— Старые вещи, которые ты спрятал, — напомнил граф, передавая ему лампу и слегка подталкивая вперед.
— А? Вещи? Какие ве… О! Тут была дверь… может, они здесь…
Седжвик вступил в коридор, поднял над головой лампу и зашаркал по грубому полу. Граф двинулся следом, освещая им с Элоизой дорогу.
Проход внезапно закончился в большой комнате, где не было ничего, кроме старых бочек, сложенных в углу. Но старик не остановился, и они, пройдя еще немного, спустились в другой коридор, имевший несколько ответвлений. На каждом перекрестке им приходилось ждать Седжвика, который бормотал себе под нос что-то вроде рифмы, видимо, помогавшей ему вспомнить дорогу.
— Когда все это было сделано? — спросил граф, после того как они преодолели третий коридор. — Я понятия не имел, что под домом существуют погреба, а тем более целые лабиринты.
— Но это ведь настоящий замок, и в нем должны быть подвалы и кладовые. На случай осады. Место, чтобы прятать ваши ценности… вашу семью, — объяснил Седжвик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96