Естественно, подобные шутки задевали гордость Перила, однако его люди, найдя себе новое развлечение в их однообразной, скучной жизни, тайком продолжали свою игру. Проклятие! Он сейчас, кажется, все бы отдал за хорошую схватку, которая привела бы и его самого, и его гарнизон в прежнее боевое состояние.
Пока граф доедал свою порцию, шутники воспряли духом и снова стали следить за ним и Элоизой. Его взгляд потеплел, когда он заметил, с каким выражением они смотрели на его жену, идущую по залу. Он не мог их за это винить, ибо его жена действительно была очень красивой. Он начал думать о том, что скоро распустит ее волосы, пока что собранные в пучок на затылке…
Некоторые его люди уже покинули зал, другие собрались в дальнем углу, чтобы заняться метанием колец. Перил зевнул и послал за женой.
Встав со своего места у камина, где она с сестрами чинила постельное белье, Элоиза подошла к мужу.
— Да, милорд?
— У меня был тяжелый день, и я удаляюсь в нашу комнату. — Его взгляд ясно дал ей понять, что она должна следовать за ним.
Рыцари и воины, сидевшие рядом, тут же прекратили разговор, чтобы услышать ее ответ.
— Я пока не устала, милорд. К тому же сестры помогают мне… чинить постельное белье.
— Это может подождать до завтра, — проговорил он тоном, не терпящим возражения. — Ты идешь со мной.
Глаза у нее вспыхнули. Он был готов к яростной отповеди, но Элоиза лишь посмотрела на сестер, которые пристально наблюдали за ними, и кивнула.
Поскольку монахини тоже решили покинуть зал, граф поднимался по лестнице в окружении женщин, чувствуя, как его со всех сторон окутывает негодование. Когда он взял жену за локоть и потянул к их комнате, она не соизволила ему подчиниться, пока не обняла по очереди каждую монахиню. Последней в группе была сестра Арчибальд, одарившая его на прощание мрачным взглядом.
Проклятые монахини, очевидно, уверены, что он сейчас начнет терзать их бедную маленькую сестру, раздраженно думал граф, входя наконец в спальню. Черт побери, он же не зверь! Да и она больше не их «маленькая сестра».
Он разделся и лег в постель, краем глаза следя за женой. Она сняла и аккуратно повесила на крюк одежду, затем умылась, почистила зубы и стала расчесывать волосы. Каждое движение щетки по волосам он воспринимал так, будто она скользила по его голому животу.
Когда Элоиза подошла к кровати, он уже хотел было напомнить, что ночная рубашка ей не понадобится, но она вдруг опустилась на колени и сложила руки перед грудью.
Проклятие!
Он подскочил и сердито уставился на нее. Опять! Да как она посмела? Может, надеялась разозлить его или попросить, чтобы он не трогал ее этой ночью? Он встал и принялся вышагивать по комнате, отмечая, как побелели ее сжатые пальцы, как сдвинулись брови… значит, она чувствовала его взгляд и тем не менее продолжала молиться ему назло.
Чуть слышно пробормотав «аминь», она поднялась и вздрогнула, увидев рядом голого, но весьма раздраженного супруга.
— Чего ты этим добиваешься?
— Не понимаю, милорд, о чем вы? — Элоиза отступила на шаг.
— О твоих молитвах! Перед свадьбой я тебе говорил, что не потерплю, чтобы ты падала на колени всякий раз, как я косо на тебя посмотрю. Это относится и к молитвам, которые ты читаешь всякий раз, когда я прошу тебя присоединиться ко мне, чтобы получить немного удовольствия. Я не желаю, чтобы мне надоедали святостью в моей собственной постели!
Ее, казалось, очень удивила его вспышка. «Чего и следовало ожидать, — подумал он. — Эти святоши вечно изображают из себя невинность, если им указывают на их ханжеское поведение».
— Вы думаете, я молюсь, чтобы уклониться от…
— Ты не первая, кто пытается использовать молитву как щит или оружие.
Элоиза побледнела.
— Оружие? Зачем мне использовать оружие против вас? — Она смотрела на него, все еще не веря, что он способен обвинить ее в подобной низости и лицемерии. — Вы, милорд, все представляете себе с позиции силы. А вам никогда не приходило в голову, что я молюсь потому, что это укрепляет мой дух и сердце, дает мне силу и утешение? Вам никогда не приходило в голову, что эти молитвы не имеют никакого отношения к вам?
— Нет, черт возьми, не приходило! — Он покраснел, испытывая что-то похожее на смущение. — Ладно, а какого дьявола ты молилась сейчас, зная, что я жду тебя для… О чем тебе было молиться?
— Теперь я обязана раскрыть вам свою душу и содержание молитв? — с раздражением и злостью спросила она. Глаза у нее сверкнули за пеленой слез, и его вдруг охватило непонятное чувство вины.
Сначала молитвы, теперь слезы. Из огня да в полымя.
— Я не понимаю, зачем тебе это нужно? — Он пытался говорить презрительно, однако результата не достиг. — Единственное, чего я хочу, это твое… твое… — Слово «тело» не шло у него с языка, а сказать по-другому было бы слишком грубо. Чем он провинился, что она ищет утешения у Бога, а не у собственного мужа? — Я тебя чем-то обидел или напугал? Поэтому ты кидаешься в…
— Молитвы? — Элоиза оттаяла, внезапно все поняв. Слезы покатились у нее по щекам, и она прикусила губу. — Это не из-за вас. Это из-за них. Они ведь завтра уезжают.
— Они? — Ее ответ обезоружил его.
Сестры? Так это все из-за них? Она молилась, потому что… Ну разумеется! Они же ее семья, и, попрощавшись с ними завтра, она их, возможно, никогда больше не увидит. За много лет это оказалась вторая серьезная перемена в ее жизни, а потому неудивительно, что она чувствует себя потерянной и нуждается в утешении. После чего он понял и другое: ведь молиться давно стало для нее привычкой! С обетами или без, но она жила и поступала как монахиня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96