Вслед за ним улыбнулся и сэр Саймон. Эти негодяи рады, что он вынужден жениться на маленькой заносчивой монахине. Черт возьми, от людей, поклявшихся защищать его ценой своей жизни, он вправе был ожидать большей преданности! Схватив невесту за руку, граф потащил ее к лестнице, ведущей наверх.
— Мне необходимо с вами поговорить, сестра Элоиза. Она пыталась сопротивляться, но он упрямо тащил ее в свою темную холодную комнату.
— Скажите мне, что вы не знали, — потребовал он, захлопнув дверь.
Элоиза медленно качнула головой:
— Я действительно не знала.
Теперь, когда она смотрела прямо на него, граф заметил, что глаза у нее покраснели, а нос распух. Кажется, она восприняла эту новость тоже без особой радости, но эта мысль его отнюдь не успокоила. Если верить ей и старой монахине, она думала, что после приезда невесты вернется в монастырь и примет наконец постриг. Сестра Элоиза хотела быть монахиней. Он же хотел жену, а не сурового судью каждого дня его жизни!
— Сейчас вы это знаете и готовы принести себя в жертву на алтарь святого повиновения. Что ж, я благодарю настоятельницу, но не благодарю вас.
— О чем вы говорите?
— Я просил, и мне обещали невесту, преисполненную высочайшей добродетели. Может быть, вы соответствуете всем требованиям добродетели, однако у меня большие сомнения насчет вашей пригодности как невесты.
— Ноя… я…
— Вам известно, что значит быть женой? Нет, нет, разрешите мне угадать. Вы досконально изучили этот вопрос, и у вас есть точные стандарты? Я прав?
Она вскинула голову, словно ее ударили. Нескончаемый миг граф видел, как обида борется в ней с яростью. К его облегчению, ярость победила.
— Вы уже имели возможность изучить мой характер и способности, — процедила она.
— Я видел гордую, упрямую, всезнающую сестру Элоизу за работой. Она привыкла говорить, а потом делать по-своему. Но я никогда не видел ту Элоизу, которой велено стать моей женой.
Говоря это, он уже осознал, что не прав. Конечно, он видел и совсем другую женщину: той ночью в ее комнате, тогда днем в винном погребе…
— Это один и тот же человек. — Голос у нее дрогнул, глаза увлажнились.
— Вы уверены?
Граф окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом, припоминая цвет волос, нежность губ. Только бы эти воспоминания не повлияли на его решение, которое сейчас ему необходимо принять. Он должен или жениться на ней, или нет — другого не дано.
— Станете ли вы добровольно исполнять все обязанности жены? Прежде чем ответить, знайте, что в своей постели я хочу иметь понимающую жену, и я хочу иметь детей. Вы сможете это выполнить?
Покраснев, Элоиза отвела глаза.
— Я не знаю, ваше сиятельство.
Такого честного ответа граф никогда еще не слышал.
— Но вы попытаетесь… будете стараться? — настаивал он.
— Я попытаюсь.
Черт побери! Во что он ввязывается?
— Я не религиозный человек и не намерен ежедневно ходить на мессу. И я не потерплю, чтобы вы падали на колени, рыдая на плече у Господа всякий раз, как я на вас косо посмотрю. Вы можете с этим жить?
Подумав, Элоиза спросила:
— А могу я праздновать святые дни? Такие, как Пасха или Рождество?
Теперь настала его очередь думать.
— Не возражаю. Никакого вреда тут нет.
— Тогда я научусь с этим жить.
— Приглядывайте за моим замком и землями, не надоедайте мне по мелочам. Каждое мое слово будет для вас законом, повинуйтесь мне… как вы повиновались своей драгоценной аббатисе. Сможете?
— Думаю, я смогу повиноваться вам, как если бы вы были моей аббатисой.
Граф заметил, что плечи у нее поникли от тяжести, которую он взвалил на них, и что-то остановило его от дальнейших требований. Ладно, она еще узнает о более приятных сторонах замужества, а сейчас ей предстояло очень важное испытание.
Он протянул руку к покрывалу, и она сразу отпрянула. Он нахмурился, давая понять, что ее обещание повиноваться уже вступило в силу. Она судорожно вздохнула и не сопротивлялась, пока он нащупывал шпильки и вынимал их.
Она видела, как покрывало соскальзывает на пол, однако даже не шелохнулась, чтобы его удержать. Когда он развязал тесемки апостольника и отбросил его в сторону, она лишь прикусила губу и уставилась на покрывало, лежавшее у ее ног. Когда он распустил ее волосы и они упали ей на спину, она напряглась. Он приподнял ей подбородок, чтобы увидеть ее реакцию, и был совершенно обезоружен слезами, блестевшими в ее глазах.
Существовал только один способ выяснить, чем вызваны эти слезы: печалью от расставания с прошлой жизнью или страхом перед будущим замужеством? И он поцеловал ее.
Элоиза пришла в смятение. Лишив ее привычной защиты, граф обнажил не только ее голову, но и ее израненную нежную душу. Теперь она стояла перед ним совершенно нагая и уязвимая. У нее больше нет ни монастырской поддержки и защиты, ни праведного образца для подражания, ни церковных предписаний, как вести себя с мужчиной, который скоро предъявит свои права на ее будущее, на ее жизнь и на ее тело.
Она просто Элоиза.
Женщина. Одинокая.
Он ее целовал, его руки обнимали ее, а тело отдавало ей свое тепло. Она впитывала его уверенность, его желание, потом тоже обняла его и почувствовала тихий вздох одобрения. Ее готовность к интимной близости нужна ему не меньше, чем ей ощущение, что он хочет ее. И пустота в ее сердце начала заполняться.
Да, она женщина. Но уже не одинокая.
Наконец он выпустил ее из объятий, и Элоиза чуть не упала, ослабев от его поцелуев. Когда туман у нее перед глазами рассеялся, она успела поймать такой взгляд, что лишилась дыхания. Потом он повернулся, оправил тунику, распахнул дверь и, взяв ее за руку, повел вниз по лестнице — в другую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96