Бедная женщина, уже сейчас можно заметить следы ущерба, причиненного этим наркотиком. И сколько не пересаживай ей новую печень или к переливай свежую кровь, ничего не поможет; все уже пробовали до нее, как вы знаете.
– Вы с ней говорили?
– Я? Разговаривать со шпионом Лилистар? – Молинари уставился на него. – Да, я поговорил с ней Пока они вывозили ее. Мне было любопытно взглянуть, что из себя представляет женщина, с которой вы связались; у вас есть жилка мазохизма в восемь ярдов ширины, и она это полностью подтверждает Она гарпия, Свитсент, монстр. Как вы мне и говорили. Знаете, что она мне сказала? – он усмехнулся. – Она сказала, что вы тоже наркоман. Прост чтобы причинить неприятности, верно?
– Верно, – натянуто ответил Эрик.
– Почему вы так смотрите на меня? – спросил Молинари, в его темных заплывших глазах пробудился интерес, – Вам было неприятно об этом услышать? Узнать, что она сделает все возможное, чтобы испортить вашу карьеру здесь? Эрик, если бы я заподозрил, что вы связались с этим наркотиком, я не стал бы вышвыривать вас отсюда: я бы вас убил. В военное время я убиваю – это моя работа! Так же – мы с вами знаем об этом, если вы помните наш разговор, – как может наступить момент, возможно, очень скоро, когда вам придется… – он помедлил. – Как мы договорились. Убить меня. Правильно, доктор?
– Мне необходимо дать ей запас наркотика. Могу я идти. Секретарь? Пока они не улетели.
– Нет, – ответил Молинари, – потому что осталось еще кое-что, о чем я хочу вас спросить. Министр Френекси еще здесь, вы об этом знаете. Со своими людьми, в восточном крыле, в уединении, – Он протянул руку. – Мне нужна одна капсула Джи-Джи 18О, доктор. Дайте ее мне и забудьте об этом разговоре.
Эрик подумал про себя: “Я знаю, что ты собираешься делать. Или, скорее, попытаешься, сделать. Но у тебя нет ни единого шанса; это не средние века”.
– Я собираюсь вручить ему эту капсулу лично, – сказал Молинари, – чтобы убедиться, что она попала по назначению, а не выпита непрошеным посредником по дороге.
– Нет, – сказал Эрик, – я решительно отказываюсь, – Почему? – Молинари склонил голову набок.
– Это самоубийство. Для всех на Земле.
– Вы знаете, как русские избавились от Берии? Берия носил с собой в Кремль револьвер, что было нарушением закона; он носил его в дипломате, и они выкрали у него дипломат и застрелили его из его же собственного револьвера. Вы думаете, что наверху все должно быть сложным? Существуют простые решения, которые всегда просматривают посредственности; это основной дефект человека из толпы.,. – Молинари запнулся и внезапно прижал руку к груди. – Сердце. Кажется, оно остановилось. Теперь оно начало стучать снова, но секунду назад оно стояло, – Он побелел как полотно, и его голос понизился до шепота.
– Я отвезу вас в вашу комнату, – Эрик зашел за спинку кресла и покатил его; Мол не протестовал, но сидел, бессильно склонившись вперед, массируя грудную клетку, изучая и ощупывая себя, поглощенный чувством накатившего на него страха. Все было забыто; для него не существовало сейчас ничего, кроме его больного, страдающего тела. Оно стало его вселенной.
С помощью двух сиделок Эрику удалось уложить Молинари в постель.
– Послушайте, Свитсент, – прошептал Молинари, лежа на подушках. – У меня нет необходимости доставать эту штуку через вас; я могу надавить на Хазельтина, и он доставит ее мне. Вирджил Акерман мой друг, Вирджил позаботится об этом. И не пытайтесь учить меня, делайте свое дело, а я буду заниматься своим. – Он закрыл глаза и застонал, – Боже, я знаю, только что лопнула артерия где-то рядом с сердцем, я чувствую, как из нее льется кровь. Вызовите Тигардена. – Он снова застонал и повернулся лицом к стене. – Ну и день! Но я еще покажу этому Френекси. – Неожиданно он открыл глаза и сказал; – Я знаю, что это была неудачная идея. Но это одна из тех идей, которые приходят мне в голову последнее время, тупые идеи, наподобие этой. Что мне еще остается? Можете вы придумать что-нибудь получше? – Он подождал. – Нет. Потому что другого выхода просто не существует – вот почему, – Молинари снова закрыл глаза, – Я чувствую себя ужасно; думаю, я действительно умираю, и на этот раз вам не удастся меня спасти.
– Я позову доктора Тигардена, – сказал Эрик и направился к выходу.
– Я знаю, что вы наркоман доктор, – произнес Молинари. Он слегка приподнялся. – Я могу почти наверняка сказать, когда кто-нибудь лжет, и ваша жена говорила правду. Как только я вас увидел, я убедился в этом окончательно, вы не представляете себе, как вы изменились. После паузы Эрик спросил:
– Что вы собираетесь делать?
– Мы посмотрим, доктор, – ответил Молинари и снова повернулся к стене.
Как только Эрик покончил с передачей Кэти запаса наркотика, он сел на экспресс до Детройта.
Сорок пять минут спустя он уже был в аэропорту Детройта в такси, направлявшемся в “Хазельтин Корпорейшн”: Джино Молинари, а совсем не наркотик, вынудил его так спешить, он не мог ждать даже до вечера.
– Приехали, – вежливо произнесла автономная схема такси. Дверь открылась, выпуская его.
Перед ним было серое одноэтажное здание за изгородью из розоватых соцветий с зелеными венчиками… это и есть “Хазельтин Корпорейшн”. Место совсем не имело того вида, какой имеют большие промышленные объекты. Отсюда вышел Джи-Джи 180.
– Подожди, – скомандовал он такси. – У тебя есть стакан воды?
– Конечно. – Из прорези перед Эриком выскользнул бумажный стакан с водой, качнулся, выходя из отверстия, и остановился.
Сидя в такси, Эрик проглотил капсулу Джи-Джи 180, которую захватил с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77