– ответила она.
– Совсем скоро, хотя ты этого еще не знаешь, фронт будет здесь, на Земле.
Она побледнела, но попыталась улыбнуться.
– Почему?
– Политики, Превратности войны. Ненадежные союзники. Сегодняшний союзник завтра оказывается врагом. И наоборот. – Он допил кофе и встал. – Удачи тебе, Пэт, в твоей телевизионной карьере и в твоей яркой, только начинающейся жизни. Надеюсь, что война не затронет тебя слишком сильно. “Война, которую я помог принести сюда”, – добавил он про себя. – Пока.
Она осталась молча сидеть за кухонным столом, отхлебывая свой кофе, пока он выходил через прихожую к двери, открывал се и захлопывал за собой, Они даже не кивнула на прощанье; она была слишком испугана, ошеломлена тем, что он ей сообщил.
“Спасибо, Джино, – сказал он про себя, спускаясь на первый этаж, – Это была хорошая мысль; не твоя вина, что из этого ничего не вышло. Ничего, кроме более глубокого осознания того, как мало полезного я сделал и как много вредного”.
Он шел пешком по темным улицам Пасадены, пока не заметил такси; он остановил его, сел и только после этого задумался, куда же ему ехать.
– Вы хотите сказать, что не знаете, где живете, сэр? – спросил автомат.
– Вези меня в Тиуану, – неожиданно сказал он.
– Слушаюсь, сэр, – сказал автомат и развернулся на юг.

Глава 14

Он бесцельно бродил, шаркая по тротуару, мимо маленьких, похожих на киоски, магазинчиков, расцвеченных неоновыми огнями, прислушиваясь к крикам уличных торговцев и наслаждаясь видом беспрестанно снующих машин самых разнообразных типов, от новейших автоматических такси до древних колесных автомобилей, сделанных когда-то в США и теперь на склоне лет оказавшихся здесь.
– Интересуетесь девочками, мистер? – мальчишка не старше одиннадцати схватил Эрика за рукав, пытаясь остановить. – Моя сестра, ей только исполнилось семь лет, и она еще ни разу не была с мужчиной, не сойти мне с места, если вы будете не первым.
– Сколько? – спросил Эрик.
– Десять долларов плюс стоимость комнаты, без комнаты плохо. Улица делает любовь чем-то грязным; после этого теряешь к себе всякое уважение.
– В этом есть доля правды, – согласился Эрик. Но не остановился.
С приближением ночи роботы-торговцы с их неуклюжими громадными лотками, тележками и корзинами постепенно покидали улицы Тиуаны; дневной люд и пожилые американские туристы уступали место другим. Спешащий куда-то мужчина грубо оттолкнул Эрика; девушка в свитере и тесной, готовой разойтись по швам юбке протиснулась мимо него, на мгновение их тела соприкоснулись,… “Как будто, – подумал он, – мы уже давно знаем друг друга”, И этот неожиданный обмен теплотой двух сомкнувшихся тел явился выражением глубочайшего и полного взаимопонимания между нами. Девушка прошла мимо и скрылась из глаз. Группа развязных молодых мексиканцев в меховых куртках с открытым воротом шла прямо на него, их приоткрытые рты создавали впечатление, что они задыхаются. Он осторожно уступил им дорогу.
“В, городе, где вес позволено, – подумал Эрик, – и где все можно достать, чувствуешь себя снова ребенком, оказавшимся среди своих кубиков и игрушек, в центре вселенной, в которой любая вещь находится в пределах досягаемости вытянутой руки. Входная плата высока: она состоит я отказе от взрослости.” И все-таки ему нравилось здесь. Шум и суета вокруг были отголосками реальной жизни. Некоторые считают все здесь отвратительным; он – нет. Эти люди не правы. Беспокойные, блуждающие по городу стаи мужчин в поисках Бог знает чего не догадывались и не знали, что их стремление является выражением первородного зова самой протоплазмы. Это беспрестанное беспокойство когда-то вывело жизнь из моря на сушу; теперь, будучи уже земными существами, они продолжают скитаться но улицам, и он бродил вместе с ними с одной улицы на другую. Перед ним был салон татуировок, современный и комфортабельный, весь залитый светом; его хозяин ловко орудовал электрической иглой, которая, почти не касаясь кожи, лишь поглаживая ее, сплетала на теле прихотливый узор.
“Как насчет татуировки? – спросил себя Эрик. – Что бы мне изобразить, какой сюжет или картина будут мне приятны в это время невзгод и лишений? Во время ожидания начала оккупации? Во время, когда все мы беспомощны и запуганы, когда мы забыли о своем мужском достоинстве?”
Он вошел в салон, сел в кресло и сказал: – Вы можете написать у меня на груди что-нибудь вроде…, – он задумался. Хозяин продолжал заниматься своим посетителем, толстым солдатом ООН, близоруко смотрящим перед собой. – Мне нужна картина, – решил Эрик.
– Выберите сами, – Ему передали громадный фолиант; он открыл наугад. Женщина с четырьмя грудями, на каждой из которых помещалось по законченному предложению. Не совсем то. Он перевернул страницу. Космический корабль, изрыгающий из всех своих двигателей столбы пламени. Нет. Напоминает ему о его Я из 2056, которого он подвел, Я за ригов, решил он. Татуировка, которая должна быть видна, в том числе и для военной полиции Лилистар. И не надо будет принимать больше никаких решений.
“Жалость к самому себе, – подумал он, – Существует, интересно, такая вещь как самосострадание? Никогда, впрочем, об этом не слышал”.
– Выбрал наконец, приятель? – спросил его хозяин салона, закончив обслуживать своего клиента.
– Я хочу, чтобы вы написали у меня на груди слова “Кэти умерла”. Идет? Сколько это может стоить?
– Кэти умерла, – повторил хозяин, – Умерла от чего?
– Синдром Корсакова.
– Вы хотите, чтобы я написал и это? Кэти умерла от – как вы это назвали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77