Таков принцип.
– Вы не могли бы передать, что пришел Тосихико Кикути. Думаю, принципы господина Канеллы позволяют исключения. Может, у меня ничего не получится, но я не думаю, что с ним так сложно связаться.
Наверное, ей не понравился мой тон. Я нахмурился, а она с подозрением посмотрела на меня, но взяла трубку внутреннего телефона и начала говорить по-английски. О чем она говорила, я не понял. Закончив разговор, она с удивлением посмотрела на меня. Видимо, ответ, который она получила, относился к разряду больших исключений. Она ответила, скрывая изумление:
– Он согласен встретиться с вами.
Она попросила обратиться в приемную на десятом этаже, где располагались кабинеты сотрудников. Я поблагодарил ее и направился к лифтам.
В лифте я оказался один. Я прокручивал в памяти разговор с Асаи, то, что услышал от него непосредственно перед тем, как войти в здание. Новая информация из отдела по борьбе с бандитизмом. Причина спешки главного штаба. Пока я раздумывал об этом, лифт остановился. Я вышел, передо мной опять была приемная. Видимо, здесь уже все знали обо мне. На этот раз мне ответил мужчина в пиджаке:
– Кабинет в конце коридора справа.
Я пошел по бесшумному коридору.
На двери висела табличка. На золотом фоне черным была выгравирована фамилия. «Альфонсо Канелла». Я постучал.
– Входите, пожалуйста, – ответил мне по-английски низкий голос.
Я тихо открыл тяжелую дверь.
Просторная комната. Отделка из какого-то материала, о котором я и представления не имел. А уж о его цене и подавно. Справа – дверь. Во всю стену, напротив двери, через которую я вошел, – стекло. Точно, сегодня опять ясный день. Сверкающие солнечные лучи светят через окно. У окна – стол. На нем – ваза с белоснежными космеями. Между столом и окном – худая спина мужчины, он смотрит на город, простирающийся перед ним. Безумно дорогой костюм. Мужчина стоит в тени. Я ступил на мягкий ковер с длинным ворсом, который будто хотел проглотить меня, и подошел к столу.
Мужчина оглянулся.
– Двадцать два года прошло, Кикути, – тихо сказал Кувано.
Он слегка улыбнулся. Такая же мягкая улыбка, как раньше. Двадцать два года. Время вполне достаточное, чтобы изменить все. Но человек, даже полностью переменившись, может улыбаться по-прежнему. Легко.
– А по-моему, совсем не так много, – сказал я. – Мы с тобой виделись четыре дня назад. В парке. Не поздоровались, правда.
Он заморгал:
– Я предполагал, что когда-нибудь ты здесь появишься. Но ты оказался проворнее, чем я думал.
– С годами становишься нетерпеливее. Но это, похоже, не про тебя. Ты разработал ужасно запутанный план и сидишь не дергаешься.
Он посмотрел на меня и сказал спокойно:
– Да, может, ты и прав.
Лицо его практически не изменилось по сравнению с молодыми годами. Только щеки стали впалыми, и чувствовалась в нем какая-то неприкаянность. Наверное, мы разделили поровну прожитое нами время.
– Мы можем говорить по-японски? – спросил я. – Ты, наверное, сделался потомком японских эмигрантов из какой-то латиноамериканской страны.
– Откуда ты узнал? – Те же ровные интонации, что и раньше.
– Я слышал, ваша компания два года назад привлекла к себе внимание вследствие участия зарубежного капитала и работы со специалистами-хакэн. В компьютере я нашел газетные статьи за тот год.
– Вот как? – Кувано вновь слегка улыбнулся. – Ты теперь пользуешься компьютером? Не очень-то вяжется с твоим образом.
– Совсем не вяжется. Я к этой штуковине и за километр больше не подойду. Кстати, говорят, директор Канелла известен своей нелюбовью к интервью. Ни за что не соглашается. Во всех упоминаниях – только то, что он японских кровей. Но нашлась одна статейка. Нью-йоркский корреспондент экономической газеты взял интервью в головной компании «Мирна энд Рос». Очень короткое и простое. Талантливый инвестор, господин Канелла известен в некоторых кругах под прозвищем Брэ, он говорит по-английски и по-испански, но считается загадочным молчуном. Альфонсо обычно называют Алом. А здесь Брэ. Странно. Я изо всех сил пытался вспомнить занятия по языку в университете, на которых я практически не появлялся. Даже и представить себе не мог, что в мои-то годы возьму в руки французский словарь. Это же твое имя. VRAI. То есть истина. Другими словами, Макото. Прозвище, которое тебе, наверное, дали в Париже. Но мне потребовалось время, чтобы разгадать эту загадку. Все началось с сомнений, которые возникли, когда я узнал прежнее название вашей компании – «Хорида индастриз». Тут-то я и вспомнил швейную компанию, в которой ты когда-то давным-давно дослужился до старшего менеджера. В те времена она располагалась на Сибуе.
Он ответил, продолжая улыбаться:
– Тебе о нас рассказал тот странный якудза? По фамилии Асаи, да?
– Вроде того.
Я грустно усмехнулся. Асаи все постоянно называют странным якудзой. Даже Кувано.
– Но сейчас ты здесь один. И как ты заметил, я говорю только по-английски и по-испански. Даже в ресторанах по-японски я изъясняюсь крайне плохо.
Он отошел от стола и приблизился ко мне. Протянул мне левую руку. Видимо, для рукопожатия. Естественная привычка тех, кто долгое время прожил за границей. Но я не пошевелился. Я смотрел на его правую руку. Она свободно свисала вниз, в белой перчатке.
– У меня нет желания пожимать тебе руку, – сказал я. – Даже если бы ты протянул мне свой навороченный протез.
Кувано спокойно поднял свою левую руку, оставшуюся без рукопожатия, положил на правое плечо и спросил:
– Вот как? Ты знал?
– Да. И не только я. Сейчас полиция проверяет ДНК частей тел погибших при взрыве в парке Тюо. В частности руку, по отпечаткам которой так быстро установили, что она принадлежала тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75