– Парковочный тормоз. А обычные тормоза у меня сломаны.
Кувано задумался, будто пытался понять то, что я сказал.
– Значит, есть две системы тормозов: при парковке и при движении, и у тебя сломаны те, которыми пользуются во время движения.
– Абсолютно точно.
– Поехали обратно.
– Почему?
– Опасно же.
– Не волнуйся. Я уже полгода так езжу.
– Возвращаемся. Без разговоров.
Он уперся, чего обычно с ним не бывало. Я хотел возразить, но огромный грузовик, ехавший по соседней полосе, разогнался и подрезал нас по касательной. Я дернул ручник изо всех сил. И в этот миг перестал чувствовать какое-либо сопротивление. Я посмотрел на свою левую руку. В ней был ручник. С вырванной пружиной. Кувано позеленел.
– Ты был прав, – сказал я. – Я вырвал ручник. Теперь сломаны обе тормозные системы. Иначе говоря, машину не остановить. По крайней мере, обычным, неэкстремальным способом.
Кувано посмотрел на меня. Он уже пришел в себя и выглядел невозмутимо. Присутствие духа моментально вернулось к нему.
– Знаешь, что в сумке?
– Всякий хлам, да?
– Вообще-то там бомба, – спокойно сказал он.
Я взглянул на него:
– Отличный хлам.
– Как будто ты знал.
– Ну, я думал, что-то не так. Глядя на тебя, невозможно было не догадаться. Сам смастерил?
– Что будешь делать? – ответил он вопросом на вопрос.
Голос его по-прежнему был спокоен. В минуты опасности он, напротив, не терял присутствия духа. Особенность характера. Он неоднократно проявлял ее в студенческой борьбе.
Я убрал ногу с педали газа. Постепенно стал снижать одну за другой передачи четырехступенчатой коробки. Показался мост через железнодорожную линию Одакю.
– Есть только один способ остановиться – врезаться во что-нибудь, – сказал я. – Бомба взорвется от столкновения?
– Думаю, нет. Но гарантировать не могу.
– Понятно.
Я повернул направо вдоль канала. Красный свет, остановиться невозможно. Ехавший прямо автомобиль погудел и объехал нас.
Кувано сказал:
– Мы недалеко от Комабы.
И точно. Если можно говорить об удаче в нашем положении, то, к счастью, я хорошо знал местность. Мы проехали еще немного и свернули налево на перекрестке у бань. Вокруг – ни машин, ни людей. Я ехал на пониженной передаче. Скорость упала до десяти километров в час. Если столкнуться с чем-то упругим, наверное, удастся затормозить более или менее мягко. Дорога расходилась на две, я вновь свернул налево. Здесь дорога была широкой и безлюдной даже днем. Я заорал что есть мочи:
– Впереди горка! Поднимемся на нее, и, когда скорость снизится до минимальной, я въеду в какое-нибудь дерево на аллее. Открой дверь, чтобы сразу выпрыгнуть.
Кувано кивнул.
Я хотел спросить о мощности бомбы, но потом передумал. Ее же сделал Кувано. Значит, качество должно быть отменное.
Мы взобрались на горку по центру дороги. И в это мгновение слева показался ребенок на велосипеде, он мчался очень быстро. Столкновения не избежать. Медленнее ехать я не мог. Но я успел резко вывернуть руль до конца направо и изо всех сил нажал на газ. С велосипедом мы, к счастью, разошлись, но справа на нас с неизбежностью надвигалась каменная стена. Машина врезалась в стену.
Я тут же выскочил. Кажется, и Кувано кубарем вывалился из противоположной двери.
Ничего не взорвалось.
– Кикути! Беги! Она горит! – услышал я крик Кувано.
Сзади, рядом с бензобаком показалось пламя. Я побежал. Кувано рванул в противоположную сторону. В этот миг с того же склона, откуда выехал велосипедист, выбежал парень в трениках.
– Не подходи! – снова заорал Кувано. Парень остановился. – Не подходи! Взорвется!
Я инстинктивно упал на землю. Только лицо приподнял. Огонь распространялся на удивление быстро. Машина была объята пламенем. Я увидел, как Кувано снова куда-то побежал. Он несся к мальчику с велосипедом, который в растерянности застыл на месте. Кувано сбил его с ног, закрыл своим телом и снова закричал:
– Взорвется! Беги!
Парень в трениках продолжал стоять. Может, думал, как потушить. Он растерянно смотрел то на Кувано, то на машину.
Раздался грохот.
Дальше я помню только отрывки. Испуганное лицо мальчишки. Через мгновение – стоны. Поднимающийся клубами белый дым. Бьющая в нос кислотная вонь. Кувано, у него рука в крови. Разбросанные части тела, кровь.
Я пришел в себя, когда мы с Кувано бежали по кампусу университета в Комабе. Мы попали на территорию через задние ворота – через них мы когда-то уходили из восьмого корпуса. Миновав университет, мы сели на линию Иногасира. На Сибуе пока полицейских не было. Мы тут же пересели на кольцевую линию Яманотэ. Вышли на Синдзюку, я шел первым. Кувано молча тащился за мной. Мы забрели в полутемный джаз-бар, расположенный в подвале. Он работал всю ночь. Сели в углу и только тогда смогли осмотреть рану Кувано.
– Все в порядке. Ничего серьезного, – сказал Кувано.
Наверное, его задел отлетевший кусок машины. Свитер порвался, из рассеченной раны на предплечье шла кровь. В ране сидел кусок железа. Но, похоже, вены задеты не были. Я выдернул железяку, кровь пошла еще сильнее. Не знаю, может быть, следовало обратиться к врачу. Так и не решив, что предпринять, я крепко завязал рану носовым платком.
– Зачем ты сделал бомбу? – спросил я его шепотом.
Кувано долгое время ничего не отвечал. В баре сидели несколько посетителей. Они слушали саксофон Орнетта Коулмена, звучавший из динамиков. «Голден серкл», – подумал я.
– Я тебя спрашиваю, зачем ты сделал бомбу? – повторил я.
– Знаешь журнал «Тик-так»? – спросил Кувано, не поднимая глаз.
– Знаю. Библия для бомбистов. Говорят, в книжных магазинах агенты безопасности ставят на контроль всех, кто покупает этот журнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75