Ч А что сделать? Ч спросил я.
Ч Да что вы меня спрашиваете? Я же врач, а не социолог, хотя и этому подучив
аешься помаленьку на нашей работе. Нет формы зла, которая бы не проложила
через нашу больницу свой маршрут. Семьи разваливаются Ч к нам имеет отн
ошение, дети больные родятся Ч и это у нас на учете, травмы, увечья на рабо
те Ч пожалуйста, я вам и об этом справочку дам, ну а кто по пьянке попадает
не к нам, а к вам Ч это вы лучше меня знаете…
Она помолчала, потом сказала:
Ч Ладно, чего уж там, вы этого тоже не решите. Вас интересует Обольников?

Ч Да, я бы хотел, чтобы вы мне о нем рассказали поподробнее.
Константинова вытащила из шкафа папку с надписью «История болезни», и я
заметил, что папка толстая, обтертая, старая.
Ч Он у нас второй раз лежит, Ч сказала Константинова. Ч Рецидивировал
год назад, но без серьезных осложнений, пил не слишком… На этот раз явился
для лечения сам, с направлением райпсихиатра. Говорит, что хочет полност
ью излечиться.
Ч А ваши пациенты часто сами являются?
Ч К сожалению, они нас не радуют такой сознательностью, как Обольников.

Ч Я хотел бы с ним поговорить.
Ч Пожалуйста. Он сейчас на прогулке в саду. Пригласить его сюда или погов
орите на воздухе?
Ч Давайте лучше на воздухе. Уравняем шансы, Ч усмехнулся я. Ч А то в эти
х стенах Обольников чувствует себя привычнее и увереннее, чем я.
Сергей Семенович Обольников гулял по дорожкам, задумчивый и меланхолич
ный, как Гамлет. Засунув руки за веревочный пояс теплого байкового халат
а, в кедах и вязаной женской шапочке, он не спеша вышагивал по утрамбованн
ой красным толченым кирпичом тропке, снисходительно поглядывал на деру
щихся из-за корок воробьев, и я слышал, как он сказал им осуждающе-снисход
ительно:
Ч Эть, птица, какая ты паскудная…
Он обернулся на наши шаги, вынул руки из-за пояса-веревки, стал «смирно», ч
ем удивил меня немало, и сказал очень серьезно:
Ч Доброго вам здоровья, Галина Владимировна, желаю. И вы, товарищ, тоже зд
равствуйте.
Константинова усмехнулась, зло она усмехнулась, и сказала:
Ч Здравствуйте, Обольников. Часть бы вашей вежливости да в семью переад
ресовать Ч цены бы вам не было. Обольников серьезно кивнул:
Ч Семья недаром очагом зовется. Там ведь и добро и зло Ч все вместе пере
горит и золой, прахом выйдет, а тепло все одно останется. Люди промеж себя
плохо еще потому живут, что уважению друг другу заслуженную оказать не х
отят. Вежливость Ч она что Ч слова, звук, воздуха одно колебание, а все-та
ки всем приятно.
Ч Вам бы, Обольников, такую рассудительность в смысле выпивки, Ч мечтат
ельно сказала Константинова. Ч А то водочка всю вашу прелестную филосо
фию подмачивает.
Ч Водочку не употребляю, Ч гордо сказал Обольников. Ч Я «красноту», по
ртвейн уважал до того, как под «автобус» попал, Ч и засмеялся, залился то
нко, сипло заперхал.
Ч Это они так лекарство «антабус» называют, Ч пояснила мне Константин
ова. Ч Шуточки ваши, Обольников, на слезах родных замешаны. Им-то не до сме
ха…
Он успокаивающе протянул к ней руки:
Ч Да вы, Галина Владимировна, не тужитесь за них. Ничего, дело семейное, а ж
изнь Ч штука долгая, не одни пряники да вафлики, и горя через отца немного
на укрепу дому идет, Ч и смотрел на нее он своими блекло-голубыми, водяны
ми глазами ласково, спокойно, добро.
Ч Какие же это они от вас пряники в жизни видели? Ч спросила Константин
ова.
Обольников горестно развел руками:
Ч Даже странно мне слышать такие вопросы от вас, Галина Владимировна, ка
к я знаю вас женщиной очень умной и начитанной. А кормил-то их кто, одежу по
купал, образованию кто им дал? Пушкин? Тридцать лет баранку открутить Ч э
то вам не фунт изюму!
Константинова сложила руки на груди и костяшки пальцев побелели:
Ч А то, что дочка ваша до пяти лет не говорила Ч это фунт? И до сих пор сост
оит на учете в нервно-психиатрическом диспансере Ч это фунт? А сын убежа
л в пятнадцать лет из дому, с милицией его разыскивали Ч это фунт? А жена в
аша Ч инвалид Ч это фунт? А когда мальчик ваш принес домой деньги, ребята
ми собранные на подарок учительнице, а вы их нашли и пропили, и парень брос
ил из-за этого школу Ч это как Ч фунт изюму?
Обольников натянул свою нелепую шапку до бровей, посмотрел на врача, и гл
аза у него были хоть и водяные, но не ласковые и не спокойные. Вода в них был
а стылая, тягучая и кислая от ненависти.
Ч Так я ведь не ученый там педагог какой, воспитывал, растил, как умел, пос
леднее отдавал, все силушки из себя вытянул. Вы мне вот, Галина Владимиров
на, обещали душ Шарко назначить, так вы скажите, а то няньки без вашего-то с
лова не дают. А мне он очень полезный, в ослабленном моем состоянии здоров
ья все жилочки оживляет, кровь мою усталую сильнее гонит…
Константинова долго смотрела на него, вздохнула, сказала:
Ч Я скажу насчет душа. А этот товарищ с вами хочет поговорить. Он из уголо
вного розыска.
Обольников повернулся ко мне мгновенно, будто его развернули на шарнире
, и сказал снова ласково и добро:
Ч С большим моим удовольствием побеседую с вами, гражданин начальник. Г
алина Владимировна ведь без сердца на меня говорит, она ведь переживает
за меня…
Константинова сморщилась, как от зубной боли, и, пробормотав «эх, Обольни
ков, Обольников…», пошла к лечебному корпусу.
Глядя ей вслед, Обольников сказал грустно:
Ч Хороший человек Галина Владимировна и врач душевный. Но горяча, ух гор
яча без меры! Попадись ей некстати, и напраслину наговорит, не подумав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20