Несколько раз я заметил на ее лице улыбку, но вслух она не засмеялась. Я стал нервничать. Если бы Джилл громко захохотала, я бы почувствовал себя гораздо лучше, но никаких смешков слышно не было. А когда фильм кончился, наступила та самая неловкая пауза, которая обычно бывает по окончании подобных просмотров.
Пауза длилась секунд пять. Для меня этого было вполне достаточно, чтобы пожалеть, что Джилл вообще оказалась на моем жизненном пути. Джилл не будет мне лгать. Она считала, что фильм у меня поганый и собиралась мне прямо так и сказать. Я это знал. Я наблюдал за лицом Джилл. Не знаю, но, наверное, я бы тут же в нее влюбился, если бы только она мне на этот раз соврала. Тогда мне стало бы так же хорошо, как если бы Джилл вдруг проявила алчность. Человек, не способный на ложь во имя возлюбленного, не вполне нормален, это точно. Я сам удивился, насколько важным оказывается было для меня ее мнение. После этого мы бы могли пойти на ужин, а потом – домой потрахаться. Может быть, я бы на ней даже женился. Кто знает? Жить с Джилл вместе было очень приятно – пусть даже она несколько зациклилась на здоровой пище, все равно приятно. Но если она не станет говорить то, что мне так необходимо услышать, тогда пусть все летит к такой-то матери. Это для меня слишком важно.
– Ну ладно, – сказал я. – Тебе фильм не понравился. Хрен с тобой. Хочешь пойти поесть?
– Хочу-у, – сказала Джилл и дотронулась до моей руки.
Я выдернул руку, встал и вышел из зала. Джилл догнала меня у машины.
– Оуэн, не надо так, – сказала она. – Я не умею быстро реагировать на фильмы. Ты ведь это знаешь.
– О, отцепись от меня, – сказал я. – Мне твои объяснения не нужны. В любом случае просто не понимаю, как это я имею дело с женщиной твоих лет. В Калифорнию приезжают за молодостью, а не за морщинами.
Не произнося ни слова, Джилл села в машину. Я заткнулся. Джилл способна пропускать мимо ушей любые оскорбления в течение минимум двадцати минут. Значит, я буду только зря растрачивать свое дыхание.
– Меня удивило, что монтаж делал Джимми Бойд, – сказала Джилл. – Джимми Бойд вырос вместе с Джонни. Я его знаю с тех пор, когда ему было пять лет.
Джонни был сыном Джилл. У нее было связано с ним столько моральных проблем, в основном из-за испытываемого ею чувства вины, что я старался никогда о нем не упоминать и избегать любых разговоров на эту тему. Джонни был почти взрослым; он жил самостоятельно, в какой-то коммуне в Нью-Мексико. По-видимому, у матери с сыном произошел разрыв, но меня это нисколько не трогало. Не хватало мне еще подростка, который бы ненавидел меня за то, что я трахаю его мать!
– Я хочу сказать, что Джимми работает хорошо, – произнесла Джилл. – Монтаж получился вполне удачным. Я знаю, что ты не стал его делать сам, потому что у тебя просто не хватает терпения. Это сделал паренек, для которого я когда-то готовила поп-корн. И от этого у меня какое-то странное ощущение, только и всего.
– Зря ты оправдываешься, – сказал я. – Все равно я бы не смог сделать такой фильм, который бы тебе понравился. И ты сама это знаешь.
Я так разозлился на Джилл, что чуть было не наскочил на парня, парковавшего машины у ресторана.
– Ты совсем не умеешь говорить то, что нужно, и тогда, когда нужно, – сказал я, усевшись. – Я знаю, ты считаешь, что не можешь так поступать из-за этой твоей долбаной честности, а на самом-то деле это – чистый эгоизм. Ты предпочитаешь быть справедливой, пусть даже от этого другим будет плохо.
Джилл вертела в руках салфетку. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.
– Пока что ты мне так и не сказала, что ты о моем фильме думаешь. Я лишь узнал, что ты жарила попкорн для этого режиссера монтажа.
– Боюсь, все дело в том, что я не очень-то люблю сатиру, – сказала Джилл. – Она, на мой взгляд, показывает все односторонне и упрощенно. И в самом деле, ведь совсем не трудно изобразить и Эльмо, и Винфильда, и всех нас как полных тупиц. Если бы я умела по-настоящему обращаться с камерой, я бы могла, например, представить тебя как самого беспардонного человека во всем Голливуде.
– Но это так и есть, – сказал я. – Я действительно – самый беспардонный, и все они – полные тупицы. И если ты так сильно печешься о правде, почему же ты никак не хочешь с этим согласиться?
Джилл покачала головой.
– Ну должно же быть хоть какое-то сочувствие, – сказала она. – Когда сатиры немного, в этом ничего плохого нет – мы все ее заслуживаем. Но ведь ты мог показать нас хоть с какой-то долей симпатии. Над этим фильмом так долго трудилось множество людей! И все мы совсем не такие уж смешные, какими ты нас показал.
– Вот почему я всегда уважала Тони, – продолжала она. – Он, по крайней мере, относился к людям с уважением и симпатией.
– Ну, знаешь! Я никогда не смел даже надеяться, что сравняюсь с такими великими мира сего, как Тони Маури, – сказал я. – Я думаю, я – не тот человек, который тебе нужен. Стоит мне только повернуться, как я тут же натыкаюсь на какой-нибудь пьедестал.
Вечер получился отнюдь не праздничный. Я впал в депрессию. Джилл попыталась как-то смягчить обстановку и поднять мне настроение. Она даже сказала какие-то лживые приятные слова о моем фильме, но было слишком поздно. Она выбрала для этого самое неподходящее время. Чтобы она сейчас ни говорила, все звучало фальшиво. А любая фальшь, исходившая от Джилл, была куда хуже, чем вранье настоящего лжеца.
Как только мы вернулись домой, я сразу же напился. Джилл тоже выпила порядком, может быть, стараясь составить мне компанию. Это ничему не помогло, потому что выпивка для Джилл – тоже притворство. А когда все кончилось, стало ясно, что теперь часов десять ее будет тошнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135