А потом, когда у меня уже была своя контора на самом верхнем этаже здания, где размещалась моя тракторная фирма, я получил возможность заглянуть куда дальше – до самой Новой Мексики. И увидел все то же самое – все то же до самого океана.
Когда вы впервые попадаете в Голливуд, вам кажется, что здесь все не так, как в других местах. Вы видите Голливудские холмы, и зеленые насаждения, уйму фантастических автомобилей, женщин с особой походкой, у которых как-то специально подпрыгивает задница; множество сортов пиццы. Но по сути дела и это – все одно и то же. Однажды утром вы просыпаетесь и замечаете, что вокруг ничего не видно из-за смога. Из окна не видно в полном смысле ни-че-го, кроме сплошного серого смога, как в этом чертовом Сан-Франциско. И вам уже не хочется ни трахаться, ни даже просто разговаривать; и тогда вы понимаете, что Голливуд поймал вас на удочку.
Ответом на все вопросы должна быть слава – великий поглотитель социального смога. А разница такая же, как между штепсельной вилкой, воткнутой в розетку и из розетки вытащенной. Когда вы знамениты, вы живы. У вас весь день звонят телефоны, по первому вашему желанию вам немедленно высылают машину, вокруг вас крутятся деньги. Вас повсюду приглашают.
И добившись такой славы, вы сталкиваетесь с новой проблемой – как эту славу сохранить. Но проблема эта не такая уж и серьезная. Ради нее надо уметь выносить и жгучую боль, и глотать горькие пилюли. Но иметь подобную проблему совсем не так уж и плохо. И если у вас нет проблем такого рода, неизбежно связанных с большой славой, то, скорее всего, вам придется экономить каждый цент, чтобы купить линолеум для кухни в вашем домике где-нибудь в пригороде или же до донышка высасывать содержимое винных бутылок в какой-нибудь паршивой забегаловке.
Каждый раз, когда мне доводится слышать, как люди причитают по поводу славы, у меня немедленно появляется желание выбросить их с самолета прямо посередине Северной Дакоты или Небраски, или еще черт знает где. Или же напустить густого туману в один из их вшивых плавательных бассейнов и подержать этих страдальцев в таком тумане хотя бы недельку. Если я когда-нибудь поставлю фильм ужасов, то, наверное, сооружу для него специальную камеру, наполненную туманом, и закачу в ней огромную пирушку, а затем потихоньку оттуда смоюсь, а всех остальных в камере запру. Потом я напущу в нее туману, и пусть все в этом тумане побродят, а уж после этого снова вернутся к своей человечности. Тогда мое имя обязательно появится во всех газетах.
Когда Дигби Баттонз выписался из наркологической больницы, мы с Лулу поехали трахаться в ее домик на берегу. К этому времени мы с ней уже начали уставать друг от друга, но нам все еще казалось, что наши отношения дают нам какой-то импульс. После того, как нам обоим стало ясно, что все уже кончилось, мы стали придавать нашим отношениям еще больше значения, не желая, чтобы все ушло само по себе. Осознав, что нам как-то удалось с этим справиться, мы захотели получить удовольствие в последний или предпоследний раз. И потому в домике Лулу на берегу океана время прошло очень бурно, пока она окончательно не решила, что когда говорят «хватит», это действительно значит «хватит».
Решительность Лулу произвела на меня большое впечатление. Вряд ли найдется хоть одна женщина из ста, которая вот так окончательно порвет с мужчиной, доставлявшем ей в постели только удовольствие. Да еще лишь потому, что она твердо решила для себя, что этому пора положить конец. Большинство женщин будут лет пять или шесть страдать, но оборвать подобную связь все равно не смогут. Лулу же поступила очень просто. В один прекрасный день, кончив заниматься сексом, она вытерлась, натянула на длиннющие ноги свои сильно выцветшие джинсы, и вычеркнула наши интимные отношения из своего расписания.
– Это предназначено только для Дигби, – сказала она. – Допустим, мы бы с ним подписали все документы? Это означало бы настоящий конец. Он бы принял два фунта марихуаны, и его бы просто не стало.
– Кроме того, – добавила Лулу, – если мы вот так по-хорошему расстанемся, то потом когда-нибудь сможем встретиться снова. Кто знает? Ведь все может случиться, если ты будешь где-то недалеко.
– Возможно, я и буду где-то недалеко, – сказал я.
– Самое сложное, – постараться избежать большой злобы друг на друга, – продолжала Лулу. – Лично я никакого зла на тебя не держу. Если просто я иду домой к себе, а ты – к себе, то что может нам помешать снова вернуться к этим отношениям чуть позже, когда я не буду волноваться за Дигби?
– Да ничто, – сказал я. – Ничто не может нам помешать. Шерри придет на мой просмотр?
Лулу проницательно посмотрела на меня.
– Скажи, Оуэн, чего тебе хочется – с нею трахнуться или поставить ее следующий фильм, а может, еще чего-нибудь?
– Я не говорил, что мне хочется иметь с нею какие-то общие дела. Мне только кажется, что мой фильм ей понравится.
– Не похоже, Оуэн, что мозги у тебя слишком хорошие, – сказала Лулу. – Не надейся, что сможешь без труда вовлечь Шерри в любовную интрижку. Она тебе не по зубам – никому не по зубам. Она даже сама себе не по зубам. Даже если бы ты сумел избавиться от Свена и поставил бы фильм с ее участием, или сделал бы еще что-нибудь в этом роде, это ровно ничего бы не изменило. Что бы Шерри ни сделала, она приписывает все заслуги только себе самой. А продюсеры для нее, ну, просто дерьмо собачье. Единственное, чем ты для нее можешь стать – ее последним трахарем. Просто сексуальным предметом мужского пола. По-моему, тебе было бы лучше оставаться с Джилл.
– Я только задал вопрос, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135