Не успел он войти, как из-за обугленной печи выскочила огромная лохматая собака. Полесов мгновенно отступил назад, к воротам. Вид молчаливого пса не сулил ничего хорошего. Степан увидел прислоненный к воротам обломок штакетины и подумал, что это вполне пригодное в подобной ситуации оружие. Он взял доску и смело пошел на собаку.— Ты чего это, товарищ военный? — окликнул его чей-то голос.Из землянки вылезла старушка в засаленном зеленом ватнике.— Да я, мамаша…— Степан так и не успел окончить фразы. Собака прыгнула, но он, увернувшись, сунул ей в пасть штакетину.— Назад, аспид, пошел вон! — закричала старуха, замахнувшись на пса.Собака поджала хвост и с рычанием покинула поле боя.— Приблудная она, — извиняющимся голосом сказала старуха, — мы уж ее и прогнать хотели, да со своими больно она ласкова. А чужих, особенно военных, страсть до чего не обожает. Ты уж прости, сынок.— Да что вы, мамаша. Я зашел спросить, где мне сейчас нового председателя найти.— Клавдию, что ли? Так это моя дочь. Сейчас времени-то сколько?— Третий час.— Вот сейчас она аккурат и прибудет. Ты проходи на двор, подожди.— А если ваша собачка опять со мною пообщаться захочет? — улыбнулся Степан.— Иди, иди. Я ее привяжу.Степан уселся на бревно, закурил. Над землей повисло неподвижное солнце. Казалось, что все живое замерло, только кузнечики продолжали свою бесконечную перекличку. Старушка не появлялась. Степану очень хотелось пить, и он мысленно выругал себя, что не спросил, как звать хозяйку. Неудобно же кричать на весь двор: «Эй, мамаша, напиться принеси!» А искать ее за кустами — дело небезопасное. Второй же раз с приблудной собакой он встречаться не хотел. Полесов вообще не любил собак. И шло это с далеких дней беспризорного детства. В Сибири, где он пацаном шатался по деревням, каждый двор караулили огромные злые волкодавы. Ох и натерпелся он от них — страшно подумать. Вот с тех пор и не любил их. Всех, независимо от породы, размеров и применения. Терпел только служебно-розыскных, как неизбежное дополнение работы.За кустами, которыми порос двор, виднелся на скорую руку сколоченный сарайчик, оттуда доносились характерные звуки: кто-то работал рубанком. И по тому, как потрескивало дерево, как запинался резак, Степан понял, что орудует рубанком слабый и неумелый.Он еще раз внимательно огляделся и пошел к сарайчику. Дощатое сооружение, которое он увидел, меньше всего напоминало сарай: просто навес, под которым стоял грубо сколоченный верстак. Старушка бойко, хотя и без сноровки, строгала доску.— Хозяйка, — Степан подошел, погладил доску, — это не женское дело, давайте я помогу.— Теперь, товарищ военный, все стало нашим, бабьим делом. Мужики-то на фронте, вот мы…— Вот и пользуйтесь, пока к вам в наем мужик попал, — Полесов засмеялся и начал стягивать с себя гимнастерку.— Спасибо тебе, сынок, я пойду пока обед погляжу, скоро Клавдия придет.Степан удобно уложил доску, проверил пальцем резец: ничего, работать можно. Он вытер вспотевшие ладони и взял рубанок. Вжик — пошла первая стружка, желтоватая, ровно загибающаяся кольцом. Вжик — и сразу же терпко запахло смолой, а доска, по которой спешил резец, обнажила коричневатые прожилки и темные кружки сучков. Степан работал ровно. Эх, давно уже он не занимался этим делом. Бывший кузнец-деповец, он надел милицейскую форму несколько лет назад, а руки все равно скучали по труду, просили его. Энергично двигая рубанком, Степан подумал, что хорошо бы после войны уволиться и опять пойти в депо.Он не замечал жары, мокрой майки, прилипшей к спине. Он был весь поглощен давно забытым процессом созидания, дающим человеку физическую радость, счастье.— Где же ты, мама, такого работника нашла? — раздался у него за спиной густой женский голос.Степан обернулся, вытирая тыльной стороной ладони потное лицо. Высокая, стройная женщина в выгоревшем сарафане, улыбаясь, протянула ему руку У нее были большие светлые глаза, густые, отливающие бронзой волосы, собранные в тяжелый пучок на затылке.— Да вот, — Полесов пожал протянутую руку, — помог вашей мамаше немного.— Спасибо. Только вы сначала скажите, откуда такие помощники берутся?Степан расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вынул удостоверение. Женщина внимательно прочитала его.— Из Москвы, значит.— Оттуда, Клавдия…— Михайловна. Игнатова.— Вот и познакомились. Вы мне за труды праведные водички бы дали помыться.— Пойдемте, полью.Ледяная колодезная вода обожгла разгоряченные работой плечи. Степан вымылся по пояс, надел гимнастерку. Он заметил, как женщина уважительно поглядела на орден, на шпалы в петлицах, и ему стало приятно.— Я к вам, Клавдия Михайловна, по делу.— Что это за судьба у меня такая, — она опять улыбнулась, — такой мужчина видный — и по делам.— Жизнь такая, Клавдия Михайловна, — ответил Степан, а про себя подумал, что хорошо бы приехать к ней просто так, без всяких дел, помочь поставить дом, рыбы наловить, а вечером гулять с ней по пахнущему травой полю, обнимать ее упругие теплые плечи.— Вы, Степан Андреевич, по поводу убийства к нам приехали?— Точно. Хочу у вас спросить, как Ерохин узнал, что его в райцентр вызывают.— Да очень просто. Я в правлении была. Я же в одном лице и зам, и агроном, и парторг. Позвонил по телефону Аникушкин, заворг, и просил передать, что Ерохина вызывают. Вот и все.— Ну хорошо. Позвонил, передал, а вы что же?— Я сразу к Ерохину пошла и передала ему. Он собираться стал, вывел велосипед и поехал.— Сразу в район?— Нет, мы с ним еще в правлении с час-два документы подбирали. Ну, а потом он уж и поехал.— А кто еще знал о вызове?— Да никто. Люди в поле были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58