Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий, — Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной. Муравьев Он бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывавшихся на него. Остановился только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у Осетрова:— Где?— Занят.— Доложи, срочно!Осетров из-за очков внимательно посмотрел на Игоря и, видимо, понял, что просто так человек из бригады Данилова не ворвется в приемную в таком виде.— Подожди. — Он скрылся за дверью кабинета и сразу же вышел обратно. — Ждет.Игорь рванул дверь и, не глядя, не узнавая тех, кто сидел в кабинете начальника, почти крикнул:— Есть Гомельский!— Что? — начальник приподнялся. — Где?— Через два часа будет у Мишки на квартире.Только теперь Игорь смог разглядеть сидевших за столом людей. Это были Муштаков, Парамонов и Серебровский.— Ладно, садись! — приказал начальник и кивнул Серебровскому: — Продолжай.— Из пивной Фомин поехал в Первый Казачий переулок, зашел в дом три, во дворе. Дальше мы его не повели, боялись расшифроваться. Пробыл он там минут десять и поехал к себе на Маросейку, адрес есть в деле. Один из сотрудников следил за ним, а другие остались в Казачьем. Проверкой установлено, что в доме три, квартира два, у некой Силиной, гримерши театра, проживает артист Сахаровский Владимир Георгиевич, эвакуировавшийся из Минска и работающий во фронтовой актерской бригаде. После предъявления фотографии Гомельского домоуправу оказалось, что Гомельский и Сахаровский — одно и то же лицо. В восемнадцать тридцать Фомин вышел из дома и поехал на Миусскую. Там он встретился с Костровым, поговорили они минут десять и разошлись. Фомину удалось остановить машину-полуторку и упросить шофера подвезти его. Номер машины МА17—47. Шофер допрошен. Фомин приехал в Казачий и пока находится там. У меня все.— В общем, ситуация проясняется. — Начальник посмотрел на часы и повернулся к Муравьеву: — Так ты говоришь, что Гомельский будет у Кострова в двадцать два часа?— Да, Зоя сообщила.Минуту начальник раздумывал. Надо было принимать решение, как поступить: брать Фомина и Гомельского в Казачьем или на квартире у Зои.— Какие есть мнения?— Разрешите, — встал Муштаков. — Фомин и Гомельский под наблюдением, уйти они не смогут, мы блокировали переулок. Я думаю, их надо брать у Зои.— Почему?— Мне кажется, они не те люди, чтобы заплатить такие огромные деньги. Помните, Гомельский занимался «разгонами»? Так вот, они попробуют это и сейчас. Тут мы их всех и возьмем.— Логично, — сказал Серебровский, — только ведь они характер Мишкин знают, оружие видели…— Я тоже за квартиру Зои, — перебил его Муравьев.— Ну что ж, начинаем. Блокируем квартиру, — начальник поднял телефонную трубку.В этот вечер город продолжал жить своей обычной жизнью. В восемь часов закончился последний сеанс в кино, люди должны были до комендантского часа успеть домой; работали заводы, в магазины подвозили свежевыпеченный хлеб, его завтра утром раздадут по карточкам; кончилась третья смена в школе, радио передавало очередную сводку Совинформбюро. Все было как всегда, и никто не заметил, как появились и исчезли в Большом Кондратьевском переулке люди. Одни скрылись в проходных дворах и подъездах, в чахлых палисадниках, другие встали на трамвайной остановке, несколько молодых парней в летной форме с девушками в ярких платьях пошли по переулку. Никто ничего не заметил, все было буднично, обычно. Гомельский и Фомин. — Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим? — Володя посмотрел на Фомина изучающе. — Такие деньги отдать этому уркагану! Я что, печатную фабрику открыл?— Мишка парень горячий, потом оружие… Баба эта.— Ну и что, выпьем. Ему нальем из нашей бутылки. А когда он закосеет, я скажу, что деньги в портфеле, спрятаны в тайнике во дворе. Ты пойдешь за портфелем и откроешь дверь. Андрей и Лешка в форме войдут, ну тут обыск, изъятие…— А потом?— Что потом? Потом его в отделение поведут. Вернее, нас, а он смоется и будет рад, что ушел.— Не поверит.— Возможно. Главное — взять вещь. Понимаешь? А потом мы с тобой надолго исчезнем. Его же ищут. Я к нему на квартиру человека посылал, так он еле ушел, засада там. Мишка все равно из Москвы бежать должен. А ты думаешь, что потом будет? Высшая мера ему светит, за Резаного, да и за камушки эти.— Ну, если так…— Трус ты, Фомин, тебе бы с дураками в три листика играть.— Какая моя доля?— Сто тысяч, доволен?— Пошли.— Иди к Андрею и Лешке, они ждут, скажи, чтобы в полдесятого у дверей стояли. Понял? Костров Он надел форму, туго перепоясался ремнем с кобурой. Ему противен был тот костюм, в котором он сидел в пивной вместе с Фоминым. Теперь он опять стал старшим сержантом Костровым, фронтовиком-разведчиком, человеком, ничего общего не имеющим с известным когда-то Мишкой Червонцем. Наверное, никто не радовался, как он, окончанию операции. И не потому, что удастся увидеть жену и ребенка, несколько дней пожить дома. Другое, более сильное чувство, жило в нем. Сегодня, а это он знал точно, оплачен еще один долг.Год назад, впервые согласившись помочь Данилову, он еще смутно, но сознавал, что это тот посильный вклад, который он, Мишка Костров, бывший уголовник, порвавший с прошлым, может внести в общее дело борьбы с фашизмом. Если после освобождения из колонии он с гордостью думал о том, что стал жить честно, как все, то со временем понял: люди, окружающие его, воспринимают происшедшее с ним как нечто вполне закономерное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58