Не двигаясь, он смотрел на покосившиеся камни в изголовьях могил и выщербленные кирпичные арки.Он представил, как призраки поверженных героев революции смотрят на него, ожидая, что он будет делать. То, что считает правильным? Или, впервые за всю свою работу, он не послушает голоса совести?Неподалеку, над крышами, два одинаковых шпиля баптистского собора Святого Иоанна словно напоминали: грешить или нет — всего лишь вопрос выбора.Не обращая внимания на эти безмолвные предупреждения, он достал из кармана брюк записку, тайно переданную ему Элизой Лэрд во время рукопожатия.Он мгновенно почувствовал ее, зажатую между их ладоней. Элиза крепко сжала ему руку, чтобы она не упала на пол и не выдала ее. Глаза Элизы умоляли его об этом.Несмотря на мольбу в ее глазах, ему следовало тогда же объявить о записке. Если не сразу, то в тот момент, когда они с Диди остались вдвоем. Он должен был рассказать об этом своей напарнице, и они бы вместе развернули и прочитали эту записку.Но он этого не сделал.Теперь она, казалось, жгла ему ладонь, как раскаленный уголь. Несколько раз он повернул ее, рассматривая. Белый листок был сложен вдвое в небольшой квадратик. Он почти ничего не весил. Выглядел невинно, хотя он понимал, что это не так. Неважно, что там написано, ему это грозит одними неприятностями.Если в ней говорится о вчерашнем убийстве, значит, он виноват в сокрытии свидетельских показаний.Если это личное, что ж, тогда еще хуже.Первое касалось закона. Второе — нравственности.Сейчас еще не поздно показать записку Диди. Он бы придумал какую-нибудь отговорку, что не показал ее раньше. Она бы, конечно, ему не поверила, но возражать не стала чтобы скорее прочитать, что там написано. Они бы открыли записку, прочли и вместе проанализировали содержание.Или он мог просто уничтожить записку и до гробовой доски гадать, о чем же в ней говорилось.Вместо этого с трепещущим сердцем и затаив дыхание, дрожащими руками — призраки отцов-основателей неодобрительно смотрели на него, церковные шпили указывали вверх, на небо, словно пытались указать богу на его, Дункана, ошибку — он развернул записку. Она была написана аккуратным почерком.«Я должна увидеться с вами наедине. Пожалуйста». Глава 7 Элиза смотрела фильм на DVD. Экранизация романа Джейн Остен. Она видела его по меньшей мере десять раз и знала диалоги почти наизусть. Роскошные костюмы и декорации. Великолепные съемки. Затруднения, которые переживала героиня, были надуманными и легко разрешимыми. Конец — счастливым.В жизни все по-другому. Поэтому ей так нравилась эта история.— Я был прав, — объявил судья, войдя в небольшую комнату, где был установлен широкий экран и принадлежавшая Элизе внушительная коллекция дисков.Она взяла пульт и отключила звук.— В чем?Он сел рядом с ней на диван.— Гэри Рэй Троттер ни разу не появлялся в моем зале. Сразу после ухода детективов я позвонил в офис и велел проверить записи. Тщательно. Я никогда не председательствовал на слушании по делу Гэри Рэя Троттера.— А ты сможешь узнать, не был ли он свидетелем по Другому делу?— Могу, но на это уйдет больше сил, чем я намерен затратить. И потом, я практически уверен, что сказал детективам правду. Я никогда раньше не видел этого человека. Да и ты говорила, что его не знаешь.— Я так сказала, потому что это правда. Он помолчал, а потом ответил:— Элиза, я ничего другого и не имел в виду.— Прости. Я не думала, что это прозвучит резко.— У тебя есть оправдание. — Он нежно ее поцеловал. Когда их губы разъединились, она спросила, не хочет ли он выпить.— С удовольствием.Она подошла к бару для напитков, взяла тяжелый хрустальный графин с виски и наклонила горлышко над высоким стаканом.— Ты знакома с Робертом Савичем? Элиза чуть не уронила графин.— Что, прости?— Савич. Ты когда-нибудь слышала о нем?Она внимательно смотрела, как виски наполняет бокал.— Хм, имя вроде знакомое.— Так и должно быть. О нем то и дело болтают в новостях. Наркобарон. Не считая прочего.Сохраняя равнодушное выражение лица, она бросила в стакан два кубика льда, вернулась с ним к дивану и протянула его судье:— Надеюсь, тебе понравится.Он отпил глоток, похвалил и сказал, глядя на нее поверх стакана:— Это из-за Савича Хэтчер так на тебя ополчился. Она взяла диванную подушку и обняла обеими руками.— А какая связь?— Помнишь, я рассказывал тебе, что обвинил Хэтчера в неуважении к суду и отправил в тюрьму?— Ты говорил, судебное разбирательство оказалось незаконным и он из-за этого рассердился.— Суд был над Савичем.— А-а.— Детектив Хэтчер до сих пор не может мне этого простить, — сказал Като. — А достается тебе.Она поиграла пальцами с оборкой на подушке.— Просто он выполняет свою работу.— Разумеется, он обязан задавать вопросы при любом расследовании, но тебя они с напарницей с самого начала записали в подозреваемые.— Детектив Боуэн меня терпеть не может.— Завидует, — пренебрежительно махнул рукой судья. — Это видно невооруженным глазом, и даже младенцу ясно, почему. Но она — мелкая сошка.— Мне так не показалось, — тихо сказала Элиза, вспоминая, с каким подозрением вчера и сегодня глядела на нее эта женщина.— У Боуэн есть кое-какие награды, ты знаешь. Но ее кумиром остается Хэтчер. — Он захихикал так, что зазвенели кубики льда в бокале. — А он — крепкий орешек.— Что ты имеешь в виду?— Он умный и честный полицейский. Боуэн смотрит ему в рот. Его друзья становятся ее друзьями. К врагам это относится вдвойне.— Като, вряд ли он считает тебя своим врагом.— Может, я выразился слишком сильно, но он давно заимел на меня зуб и теперь срывает зло на тебе.— Значит, у него за пазухой не только суд над Савичем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118