Но не прошло и десяти дней, когда его догнал гонец с письмом. Они как раз совершали с князем поездку по стране, не пропуская на своем пути ни одного винного завода и ни одного мало-мальски приличного борделя. Письмо было от Тасии.
Арриго скакал день и ночь, пока не добрался до ближайшего порта, сел на первый же корабль, собиравшийся пересечь Агва-Серснисс, и всю дорогу до Мейа-Суэрты нервно расхаживал по палубе. Тасия встретила его на причале главного восточного порта Тайра-Вирте. В женщине, одетой в сапфирно-голубое платье, какие носят старшие слуги в Палассо Веррада, никто не узнал бы графиню до'Альва. Она сделала реверанс и жестом пригласила Арриго сесть в поджидавший их экипаж. Там, за задернутыми, несмотря на жару и духоту, занавесками, они предавались любви, наверное, полчаса кряду.
Тасия была неглупой женщиной. Осознав, вопреки душившей ее ярости, что Арриго – ее единственный шанс достичь реальной власти, она просто взяла его назад. Кроме того, она скучала по нему, скучала куда сильнее, чем могла предполагать. Последние недели лета они провели в Чассериайо, а если кто что увидел, услышал или описал в письме в Корассон – эйха, гори оно огнем!
В самом начале 1268 года, в Корассоне, Мечелла разрешилась от бремени младенцем мужского пола, названным Ренайо Мириссо Эдоард Верро, в честь первого герцога Тайра-Вирте, давно покойной любимой матери Мечеллы, знаменитого исторического героя Гхийаса и отважного Грихальва, лучшего друга герцога Ренайо. Маленький Ренайо был нормальным ребенком, на удивление крепким, если учесть, что, по общему мнению, он должен был родиться на шесть недель позже. Но никто не загибал пальцев и не поднимал удивленно брови – слишком хорошо все знали историю встречи на Фуэга Весперра.
Северин написал “Рождение”. Одна копия была послана брату Мечеллы, королю Энрею, две другие – в Палассо Веррада, одна – Коссимио с Гизеллой, другая – Арриго лично. Все копии писал Кабрал.
Великий герцог устроил специальный праздник в честь прибытия портрета. С картины торжественно сняли покрывавший ее холст, и приглашенные на торжество придворные громко выражали свои восторги, перед тем как сесть за стол и перейти к роскошному обеду из восьми блюд. К столу были поданы вина, которые Арриго привез домой из Диеттро-Марейи. Многие заметили, что Тасия довольно долго рассматривала портрет Ренайо. У младенца была светлая кожа и золотые волосы, как у Мечеллы и маленькой Терессы, но глаза – темно-карие. Мальчик совсем не был похож на Арриго.
После банкета Тасия улучила момент, чтобы подойти к окну, где стоял Арриго с большим стаканом бренди в руке. Она сказала ему только одно: “Я верю тебе”. Но позже, когда он выскользнул из Палассо через черный ход и пробрался в потайную комнату ее городского дома, Тасия была более красноречива.
– Мне стыдно за себя, карридо мейо, так стыдно! Ревность ослепила меня. Ты не мог этого сделать, теперь я понимаю, что не мог. Это она заставила всех поверить. Пожалуйста, прости меня.
– Я простил тебя, дольча. – Он опустился на диван рядом с ней и взял ее за руку. – Я простил тебя в тот день, когда получил твое письмо в Диеттро-Марейе. Ты вернулась ко мне, несмотря на то что считала меня виновным, и от этого ты стала мне еще дороже.
– Ты удивительный человек, Арриго. Хотела бы я быть хоть наполовину такой хорошей, как ты.
– Ты замечательная, потому что любишь меня.
– Люблю, дольчо мейо, люблю всем сердцем. – Она замолчала, лаская его пальцы. – Но ее ты вряд ли сможешь простить за то, что она сделала. И еще прислала тебе портрет ребенка!
– А прием у отца – это был сплошной кошмар, – согласился он. – Целый вечер все рассказывали мне, какой это красивый ребенок и как он похож на Мечеллу.
– Она не должна остаться безнаказанной, Арриго. Он задумался, глядя ей в глаза.
– Одна мысль гложет меня все время. Она сказала, что у нее есть свои Грихальва, а у меня – свои.
– У тебя есть я, и Рафейо, и Дионисо – мы все на твоей стороне, ты же знаешь.
– Рафейо многому успел научиться. Я знаю, он любимый ученик Дионисо. И еще я знаю некоторые вещи о том, что может сделать иллюстратор Грихальва.
– Эйха? – осторожно спросила Тасия.
– Не сможет ли Рафейо написать кое-что для меня? Это несложно, ничего серьезного. Я даже не знаю, возможно ли это и подойдет ли оно нам.
– Я… Я не понимаю. Никогда не обращала особого внимания на художников.
– Дионисо написал икону для князя Фелиссо и нарисовал в ней специальный сон для него. Может, Рафейо сумеет написать несколько кошмаров для Мечеллы?
Тасия фыркнула.
– Я бы удовольствовалась каль веноммо, вроде тех, что они использовали против нас в Гранидии.
– Это для простого народа. А народ не поверит, если героем карикатуры станет их Дольча Челлита.
Он произнес это прозвище так, будто оно было ругательством.
– Если сделать хорошо, могут и поверить. Но ты прав, Рафейо не стоит расходовать свой гений, царапая углем на стенах. А Мечелла заслуживает большего, чем простое унижение.
– Да, но чего именно? Что будет лучшим выбором?
– Для начала – послушание. – Она принялась загибать пальцы. – Верность, целомудрие, покорность. Еще десяток-другой женских добродетелей, чтобы восполнить недостатки ее характера.
– Любые изменения в поведении Мечеллы вызовут подозрения, а у нее тоже есть собственные Грихальва.
– Никто из них не сможет отменить того, что нарисует Рафейо.
– В тебе говорит материнская гордость.
– Арриго…
Тасия тяжело вздохнула и подвинулась поближе к нему.
– Рафейо рассказывает мне кое-что. Дионисо учит его тому, о чем и не подозревают его друзья и соученики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112