В одном только Мечелла огорчала Арриго: она ненавидела Чассериайо. Осенью он договорился, что они проведут там неделю, чтобы жена могла хоть ненадолго вырваться из постоянного круговорота балов, обедов и благотворительной работы. Но стоило им только приехать в Чассериайо, как Мечелла начала кашлять. На следующее утро появился жар, и всю неделю она провела в постели. Хуже того, ее мучили кошмары. То ей снилось, что замшелые дубы хватают ее за горло и душат, то тихая речка превращалась в бурный поток, увлекавший ее за собой, то маленькие древесные лягушки внезапно вырастали до размеров лошади и падали на нее, ломая крышу. Наконец Арриго сжалился и отвез ее обратно в Мейа-Суэрту. Но он не мог заставить себя забыть время, проведенное здесь с Тасией: как она заходила по пояс в реку, чтобы ловить вместе с ним рыбу, как любила таинственные темные деревья, как охотилась с ним, как они вместе катались верхом по окрестным холмам и каждый вечер купались…
Арриго очень стыдился этой мысленной неверности. И когда Мечелла в Палассо Веррада пришла в себя и снова стала той живой, очаровательной девочкой, на которой он женился, он забыл о Тасии. Почти забыл.
К Провиденссии Мечелла опять была беременна и чувствовала себя еще хуже, чем в прошлый раз. Она лежала в постели и отвергала одно приглашение за другим – не так уж много зависело от их с Арриго присутствия. На ярмарках он судил о качестве лошадей, а она оценивала выпечку и вышивки. Иногда они участвовали в церемонии освящения какой-нибудь новой шахты, мельницы или больницы. Сегодня они обедали у виноторговцев, завтра – с часовых дел мастерами, продавцами тканей и белья, ювелирами, фермерами и кузнецами. Мечелла получала удовольствие от всего, включая скучнейшие речи, – ведь после них всегда можно поговорить с людьми о том, что их волнует. И люди делились с ней своими мыслями и заботами – от беспокойства из-за сломанной руки ребенка до взглядов на развитие торговли в Таглисе.
Но Арриго был недоволен. Он думал, что после женитьбы положение вещей изменится. Его жена возьмет на себя часть общественной работы, а у него самого будет оставаться больше времени, чтобы заниматься вместе с отцом делами государства. У него были на этот счет прекрасные идеи. Например, Тайра-Вирте мог бы продавать большие партии роскошных кастейских мехов в холодное северное королевство Мере. Следует только открыть один магазин, рассуждал Арриго, и потом обязательно понадобятся другие. Но Коссимио лишь покачал головой в ответ. Торговля предметами роскоши не приведет к установлению зависимости Мерса от Тайра-Вирте. Политическая кооперация должна быть основана на страхе потерять источник таких жизненно важных товаров, как пища или полезные ископаемые, а вовсе не меха для богачей. К тому же тамошние правители предпочитают картинам договоры, написанные пером, – так какие же дела можно с ними вести?
Арриго понимал это последнее замечание насчет картин гораздо лучше, чем мог представить его отец, но держал свое понимание при себе. С новой информацией об искусстве Грихальва, полученной от Дионисо, он сумел разрешить некоторые исторические загадки, но эти же сведения заставили его обеспокоиться. Никакой вопрос внешней или внутренней политики не может считаться решенным, пока иллюстратор не нарисует это решение. Такое положение вещей давало Грихальва слишком большую власть. Не видя возможности справиться с этой властью, Арриго решил, что следует позаботиться о создании собственных Грихальва.
Поэтому он приветствовал занятия Мечеллы с Кабралом, не реже раза в месяц встречался с Дионисо и пытался найти убедительный повод для приглашения графа и графини до'Альва на одну из тех маленьких вечеринок, которые он проводил в Палассо Веррада. И вот теперь, решил он, когда Мечелла опять беременна и слишком устает, чтобы посещать эти вечеринки, настало время послать им приглашение. Никаких сплетен не будет – все-таки должно быть больше двенадцати человек. Это ведь не ужин при свечах вдвоем. И кроме того, он Тасию больше не любит.
Кое-что изменилось с тех пор, как он женился. Стоило ему появиться на людях одному, и все лица вытягивались от разочарования. Подарки всегда предназначались Мечелле, из цветов преподносили только ее любимые ирисы. Арриго понял, как сильно народ Тайра-Вирте полюбил его жену. Конечно, приятно, что она пользуется таким успехом, но, как только толпа начинала выкрикивать ее имя, требуя ответа, почему он не привез ее с собой на этот раз (а ведь известно было, что она опять беременна), это не могло его не раздражать.
Когда подобное случилось впервые, он поднял руку, требуя тишины. В огромном, увешанном гобеленами зале гильдии камнерезов сразу стало тихо. Арриго улыбнулся и объявил звучным голосом, заполнившим весь зал до самых стропил:
– Сожалею, но донья Мечелла плохо себя чувствует и не может сопровождать меня сегодня. Правда, я не так уж сильно сожалею о том, что являюсь причиной ее сегодняшнего недомогания.
Послышался смех и восторженные крики:
– Приятно видеть человека, который гордится своей работой!
– На этот раз пусть будет сын!
Арриго усмехнулся и на следующее утро рассказал об этом Мечелле. Он как раз вручал ей подарок камнерезов: два браслета, украшенных разноцветными камнями, – для нее и для Терессы. Щеки ее вспыхнули от смущения, и оба они расхохотались.
Несколько раз он повторял эту маленькую речь – с тем же успехом. Но однажды никто не рассмеялся в ответ, зато какая-то женщина выкрикнула:
– Если бы тебе приходилось так страдать, чтобы подарить стране наследника, ты не спешил бы шутить на эту тему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112