Я шагнул в оконный проем одного из домов, привлеченный смутно различимым
сиянием сада; и прошел через пустой дом, свободный от людей, свободный от
мебели, свободный от маскировки, и вошел в сад через пустой дверной проем.

Когда я подошел поближе, это оказалось гораздо меньше похожим на сад. Сна
чала он, казалось, почти призывал прохожих с улицы; столь редки сады тепер
ь в этой части Франции, что это место, казалось, окутано большей тайной, че
м обычный сад, оно укрыто тишиной на заднем дворе тихого дома. Но когда чел
овек входил туда, часть тайны исчезала, и казалось, скрывалась в удаленно
й части сада среди диких кустов и неисчислимых сорняков.
Британские самолеты часто ревели, тревожа в нескольких сотнях ярдов отс
юда конгрегацию Собора Арраса, взлетавшую с карканием и носившуюся над с
адом; ибо только галки появлялись теперь в соборе, да еще несколько голуб
ей.
Около меня дико цвел неухоженный бамбук, нисколько не нуждаясь в людях.
С другой стороны маленькой дикой тропы, которая была садовой дорожкой, в
ысились скелеты оранжерей, окруженные крапивой; их трубы валялись повсю
ду, разломанные на куски.
Побеги роз пробились сквозь бесчисленную крапиву, но только для того, чт
обы их окружил и задушил водосбор. Поздний мотылек искал цветы не совсем
напрасно. Он порхнул, с невообразимой скоростью размахивая крылышками, н
ад одиноким осенним цветком, а затем помчался по руинам, которые не являю
тся руинами для мотыльков. Человек уничтожил человека; природа возвраща
ется; это хорошо Ц такова должна быть краткая философия несметного числ
а крошечных созданий, жизненный путь которых редко замечали прежде; тепе
рь, когда города людей исчезли, теперь, когда разрушение и нищета противо
стоят нам, какой бы путь мы ни избрали, следует уделять больше внимания ме
лочам, которые уцелели.
Одна из оранжерей почти полностью исчезла, эта беспорядочная масса могл
а бы показаться частью Вавилона, если б археологи прибыли ее изучать. Но э
то слишком грустно, чтобы изучать, слишком неопрятно, чтобы вызывать инт
ерес, и, увы, слишком обычно: такие развалины простираются на сотни миль.
Другую оранжерею, грустный, неловкий скелет, захватили сорные травы. По ц
ентру, на возвышении, некогда аккуратно выстраивалось множество цветоч
ных горшков: они и теперь стоят ровными рядами, но все горшки разбиты; ни в
одном не осталось цветов, только трава. И стекла оранжереи валяются там, в
се серые. Никто здесь ничего не чистил в течение долгих лет.
Таволга вошла в оранжерею и поселилась в этом обиталище прекрасных троп
ических цветов, и однажды ночью явилась бузина и теперь она достигла так
ой же высоты, как дом, и в конце оранжереи травы накатились подобно волне;
ибо перемены и бедствия зашли далеко и только отразились здесь. Этот пус
тынный сад и взорванный дом рядом с ним Ц один из сотен тысяч или миллион
ов таких же.
Математика не даст вам представления, как страдала Франция. Если я расск
ажу вам, во что превратились один сад, одна деревня, один дом, один собор по
сле того, как пронеслась немецкая война, и если вы прочитаете мои слова,
Ц я помогу вам, возможно, с большей легкостью вообразить страдания Фран
ции, чем в том случае, если б я говорил о миллионах. Я говорю об одном саде в
Аррасе; вы могли бы идти оттуда на юго-восток многие недели и не найти ни е
диного сада, который пострадал меньше.
Здесь только сорняки и бузина. Яблоня возвышается над кустами крапивы, н
о она давно засохла. Дикая поросль розовых кустов виднеется здесь и там; и
ли это розы, которые стали дикими, подобно котам нейтральной полосы. Одна
жды я увидел розовый куст, который был посажен в горшок и до сих пор рос, ка
к если бы он все еще помнил человека; но цветочный горшок был разрушен, под
обно всем горшкам в том саду, и роза стал дикой, как любой кустарник.
Плющ один растет на могучей стене, и кажется, ни о чем не заботится. Плющ од
ин, кажется, не носит траура, но добавляет последние четыре года к своему р
осту, как будто это были самые обычные годы. Тот угол стены один не шепчет
о катастрофах, он только, кажется, сообщает о прошествии лет, которые сдел
али плющ сильным, и от которых у мира, как и у войны, нет никакого лекарства.
Все остальное говорит о войне, о войне, которая приходит в сады без знамен
, труб и блеска, и переворачивает все, и разворачивается, и разбивает дом, и
уходит, она все опустошает, а потом забывает и исчезает. И когда будут напи
саны истории войны, нападений и контрнаступлений и гибели императоров, к
то вспомнит тот сад?
Самым печальным из всего, что я наблюдал на дорожках сада, были паучьи сет
и, сплетенные поперек тропинок, такие серые, и крепкие, и толстые, протянут
ые от сорняка к сорняку, с пауками в середине, сидящими в положении собств
енников. Глядя на эти сети поперек садовых дорожек, вы понимали: все, кого
вы представляете блуждающими по этим маленьким тропам, Ц только серые
призраки, давно ушедшие отсюда, только мечты, надежды и фантазии, нечто ещ
е более слабое, чем сети пауков.
Но старая стена сада, отделяющая его от соседа, стена из твердого камня и к
ирпича, высотой более пятнадцати футов, именно эта могучая старая стена
сберегала романтику сада. Я не рассказываю историю этого сада в Аррасе, п
оскольку это всего лишь догадки, а я ограничиваюсь только тем, что видел с
воими глазами, чтобы кто-то, возможно, в далекой стране мог узнать, что слу
чилось в тысячах и тысячах садов, когда Император задумался и сильно воз
желал блеска войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13