Они наносили визит герцогине, которая, судя по тому, как долго они пробыли, быстро поправлялась, никакой больной не мог бы вынести шумной возни маленьких Джона, Каролины, Клары и Вильяма.
Теперь пришла очередь Таунсенд, хотя никто об этом не знал, и менее всего герцогиня. Таунсенд чуть не полчаса прождала здесь в темноте, дрожа от холода и волнения и стараясь взять себя в руки. Как только Вильгельмина со свечой скрылась, она пересекла холл и, не постучавшись, вошла в парадную комнату. Это само по себе было ужасно, но не ужасней, чем то, что она собиралась сделать.
Огромная спальня освещалась одной свечой, горевшей на прикроватном столике. Тени мрачно скользили по лепнине потолков, проникая своими щупальцами в темноте вокруг стоявшей на возвышении кровати. Оба боковых полога были отдернуты, а третий, обращенный к двери, задернут. Таунсенд видела возлежавшую на подушках герцогиню. Ее лицо было бледным и морщинистым, но уже не искажено болью. Она выглядела настолько лучше, что Таунсенд подумала, что Лурд был прав, когда пренебрег советами доктора Кеннеди и лечил ее не от мигрени и дурного настроения, а от инфекции. Прекрасно! Она надеялась, что старуха чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выслушать то, что она собиралась ей сообщить.
Глаза герцогини были закрыты, но она повернула голову на звук открывающейся двери и недоверчиво воззрилась на маленькую фигурку, возникшую из тьмы и приближающуюся к ее кровати.
– Что означает это вторжение? – спросила она.
Что-то екнуло внутри Таунсенд от этого надменного ледяного тона. Она подбежала еще ближе, сжав руки в кулачки.
– Зачем вы вмешиваетесь, чванливая старуха! Как вы смели обратиться к отцу за моей спиной!
Со стула у окна послышался шелест платья, но герцогиня не отвела своих глаз от разгневанного лица Таунсенд.
– Оставь нас, Берта. Чего вы хотите, дитя мое? Глаза Таунсенд сверкнули.
– Вы прекрасно знаете, что меня привело. Час назад отец позвал меня в свой кабинет и сообщил, что ваш внучатый племянник просит моей руки. Что предложение исходит от вас и вы настаиваете, чтобы оно было принято. Но отец никогда бы не стал слушать эти глупости, если бы вы не принудили тетю Арабеллу рассказать вам...
– Замолчите!
Таунсенд уставилась на нее с открытым ртом. Голос Изабеллы прозвучал, как пощечина.
– С каких это пор девушка вашего возраста вправе обсуждать решения родителей? С каких это пор она забывает о манерах, о своем положении в обществе и позорит себя, свою семью, врываясь без разрешения в чужие спальни да еще с бранью?
Таунсенд понимала, что все, что говорила герцогиня, было истинной правдой. Но была слишком взволнована, чтобы сдерживаться. На рассвете она украдкой выбралась из дома и бешено скакала по пустым полям, как будто церберы гнались за ней по пятам, а дома витал злой дух. У Таунсенд был панический страх перед тем, что предпримет эта вульгарная, хитрая интриганка ее тетушка теперь, когда Таунсенд Грей стала «падшей женщиной».
Она ожидала, что тетка после завтрака отправится со своей историей прямиком к отцу, и когда Таунсенд вернется в полдень домой, ее выпорют. Однако, к ее удивлению, этого не случилось. Вместо этого обед отложили, так как большинство членов семьи задерживались по каким-то делам, и Таунсенд попросила у Кейт разрешения поесть в детской вместе со своими племянниками и племянницами. После чего уединилась в своих комнатах, шагала там из угла в угол, как зверь в клетке, и сослалась на головную боль, чтобы не спускаться к обеду.
«Возможно, мне дана отсрочка», – думала она по мере того как вечерние сумерки сменялись ночною тьмой, а за ней никто не приходил. Но вскоре ее позвали к отцу. Она неохотно повиновалась. Не веря своим ушам, слушала обращенные к ней слова отца.
– Да, – признал он, – это было неожиданным и следует тщательно все взвесить, прежде чем принять решение. – У них для этого достаточно времени, пока герцог будет находиться в Шотландии. Он не скрыл, что этот брак очень обрадовал бы покойную мать Таунсенд, как обрадовал и Кейт. И как, несомненно, должен обрадовать его милую дочку, верно? Красивый малый этот Монкриф. Какая девушка не влюбилась бы в него без памяти?
Сэр Джон подмигнул, говоря это, он не видел выражения лица своей дочери и не догадывался, что она изо всех сил старается подавить рвущийся из горла крик. Ей хотелось кричать, визжать и вонзить кинжал в жирное, ненавистное сердце тетки Арабеллы...
...А сейчас она стояла перед бархатными пологами кровати, пристально глядя на лежащую там старуху, и на лице у нее было такое же упрямое, жесткое выражение, как и на лице герцогини.
– Ваш отец пока только обдумывает мое предложение, – сказала, помолчав, герцогиня. – Еще ничего не решено. Но если будет...
– ...то потому, что вы его заставите. Из-за того, что тетя Арабелла, очевидно, прибежала к вам и все выболтала.
Тут дверь из гостиной распахнулась, и в комнату быстрым шагом вошел Ян Монкриф, а за ним семенила запыхавшаяся Берта. Подойдя к Таунсенд, он взял ее за руки.
– Вот вы где!
Тон и улыбка были нежными, но рука, схватившая ее руку, была грубой.
Таунсенд изо всех сил старалась не заплакать. Всем существом своим она восставала против несправедливого обращения с ней, но, когда взглянула на него, чтобы высказать это, негодующие слова замерли у нее на устах. Она увидела, что он в бешенстве. Его синие глаза потемнели от гнева, и ей показалось, что, будь она мужчиной, он бы убил ее. И сразу же ее собственный, тлевший в ней гнев превратился в остывший пепел, и она в отчаянии забормотала что-то невразумительное. Она уже и сама не понимала, что говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109