Подождав, пока она уйдет, Таунсенд медленно поднялась с кровати. Все тело было тяжелым, точно свинцом налилось, и усталым, как и ее сердце. Одеваясь, она пыталась вспомнить, какие дела ожидают ее сегодня, потому что лучше было думать о хлопотах и заботах, чем о Яне. Первая жатва в Сезаке подошла к середине, на полях стояли высокие хлеба. Временные работники прибыли неделю назад – после уплаты десятины графу де Гриву, которому принадлежали феодальные права на пахотные земли Сезака. Они, наверное, уже в поле с самой зари вместе с местными крестьянами, так что она могла поехать и посмотреть, как они трудятся, либо остаться дома и заняться... чем? Наблюдать за стиркой? Распорядиться о меню на неделю? Составлять списки всего имевшегося в доме или посмотреть за приготовлением лекарств?
Но она сегодня слишком утомлена для всего этого. С тех пор, как приехал Ян, она плохо спала, ворочалась и металась в кровати, сгорая от желания. Какая чудовищная несправедливость, что он все еще имеет такую власть над ней! Желание рождало в ней слабость и презрение к себе самой, потому что в глубине души она понимала, что ничем не лучше Маргариты дю Шарбоно или Дины Карне, этих женщин, которых Ян завлек в постель, едва сверкнув своей ослепительной улыбкой. Почему, о Боже, она не в силах избавиться от его власти над ней?
Таунсенд завтракала одна, за стулом стоял молчаливый лакей, готовый исполнить любое ее желание, но у нее не было желаний. Поднявшись, наконец, из-за стола, она вышла в холл, где домоправительница ставила в вазу букет лилий.
– Не желает ли мадам проверить сегодня список простыней? – осведомилась мадам Ларуз.
Таунсенд отрицательно покачала головой.
– Правильно, – одобрила та. – Слишком хорошая погода, чтобы оставаться дома.
Опустив свой изящный носик в душистые желтые цветы, Таунсенд равнодушно кивнула.
– Именно это сказал господин герцог, выходя утром из дому, – добавила мадам Ларуз и повернулась, чтобы уйти.
Таунсенд резко вскинула голову.
– Что? Что он сказал?
– Что едет в поле со жнецами.
– О да, я и забыла, что они приехали. Таунсенд медленно поправила цветок, который готов был выпасть из вазы. А затем она как бы небрежно произнесла:
– Может, мне лучше самой поехать и посмотреть, как продвигается работа.
– Да, конечно, поезжайте, – согласилась домоправительница.
Урожай в этом году был очень важен для Сезака. Не только потому, что следовало обеспечить на зиму кормами скот, но и для того, чтобы хорошо кормить крестьян, которым предстояла тяжелая работа на виноградниках, когда Ян в будущем году приступит к осуществлению своих далеко идущих планов.
Жнецы отдыхали в тени под деревьями, когда вдали показалась Таунсенд. Безоблачное и прохладное утро сменилось жарой, и теперь девушки разносили жнецам охлажденный сидр и булки хрустящего хлеба. Ян, сидевший с ними, встал при виде Таунсенд и направился, улыбаясь, к ней. На нем были сапоги и бриджи, рукава тонкой батистовой рубашки закатаны выше локтя. Он показался Таунсенд красавцем-аристократом, играющим роль крестьянина, но, конечно, не так, как Мария-Антуанетта, которая развлекалась, сбивая масло на своей игрушечной ферме, надев простую косынку и соломенную шляпу. В темных волосах Яна застряли пучки соломы, скуластое лицо потемнело от загара, на его рубахе проступили пятна пота от работы, а когда он подошел, чтобы снять ее с седла, она ощутила исходившие от него запахи полей, лугов и воздуха.
– Таунсенд, – нежно произнес он, опуская ее на землю перед собой. – Как приятно вас видеть. Взгляните, как хорошо они работают.
Заслонив глаза от солнца, Таунсенд обвела взглядом золотое жнивье вокруг, но на самом деле она ничего не видела. Она только ощущала близость Яна, жаркую мужественность его тела и свое желание раствориться в нем.
– Я не могу здесь долго задерживаться, – сказала она, тяжело дыша и пытаясь сохранить самообладание. – У меня сегодня очень много дел по дому. Мне хотелось лишь убедиться, что вы наняли достаточное число работников.
– Но вы, конечно же, останетесь, чтобы разделить с нами трапезу? – с улыбкой проговорил Ян. Он стоял подбоченясь и казался ей сейчас молодым Богом.
Она не сумела устоять перед огоньками, плясавшими в его глазах, и кончилось тем, что она все утро провела в поле. Она вскоре, как девчонка, смеялась и болтала с жнецами, а когда они прерывались для отдыха, пила с ними сидр и домашнего изготовления пиво и с томлением в глазах наблюдала за Яном, разъезжавшим по полю на своем громадном вороном жеребце.
Когда жара стала непереносимой, Ян отослал ее домой. Таунсенд была уже не в силах в чем-либо ему отказать. Он помог ей сесть в седло и задержатся, пристально глядя на нее. Его темно-синие глаза сверкали на бронзовом от загара лице, а рука на миг накрыла собой ее руку, державшую поводья.
– Я вернусь через несколько часов.
– Вас будет ждать горячий ужин.
– Лучше холодная ванна.
– Считайте, что она вас ждет.
– А вы не присоединитесь ко мне там?
Она перевела дух и посмотрела на него, затем поспешно отвела глаза.
– Поезжайте, – произнес он хрипло, глядя на ее склоненную голову. – До вечера!
Он стоял на фоне раскаленных голубых небес, наблюдая, как ее лошадь медленно исчезает за краем поля. Сердце властно влекло его к Таунсенд, но он не хотел признаться себе в этом. Не хотел примирения с ней подобным образом, несмотря на ее манящие взоры и грациозность движений. Считал бесчестным подчинить ее своей воле лишь благодаря тем ощущениям, которые он дарил ей в постели.
– Господин герцог! Господин герцог, мы ждем вас!
Ян вздрогнул, точно разбуженный от сна, и, внезапно помрачнев, побрел назад по жнивью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109