Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще сокровенных своих замыслов,
но вышеупомянутые, обнаруженные и собственно им признанные преступления столь
важны, что по силе законов тягчайшей и нещадной подвергает его казни. Мы, однако
ж, и в сем случае, следуя сродному нам человеколюбию и оставляя еще время на
принесение в своих злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели
запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость".
"Дружеское ученное общество" было закрыто и все изданные им масонские
книги сожжены. Но даже заключение в Крепости не поколебало убежденного масона
Новикова.
Выпущенный на свободу Павлом I, Новиков, по характеристике К.
Валишевского, "вернувшись к франкмасонству, увлекается самыми грубыми и
эксцентричными формами его." (49)
Но и после осуждения Новикова и других масонов Екатерина все еще не может
понять, кто является истинным виновником французской революции. Виновниками ее
она считает не масонов, не французских философов, а то, что французские философы
ошиблись только в одной вещи, а именно они думали, что проповедуют людям у
которых "они предполагали доброе сердце, а вместо того прокуроры, адвокаты и все
злодеи прикрылись их принципами, чтобы под этим покрывалом, которое они скоро
сбросили, сделать все то, что совершало самое ужасное злодейство".
Только постепенно Екатерина убеждается, что масоны не столь безобидны,
как они кажутся. Если даже многие из них искренне увлекаются масонской мистикой
и стараясь обрести "Истинную религию", часть их искренне выступает против
атеистического вольтерьянства, то в целом русское масонство является спелым
орудием в руках враждебных монархии европейских масонских орденов. Постепенно
изменяется и взгляд Екатерины на само "вольтерьянство".
Но проходило еще много кровавых событий во Франции прежде, чем она в 1794
году в письме к Гримму отрицательно высказывается о своих прежних кумирах.
"Я вчера вспомнила, — пишет она, — что вы мне говорили не раз: этот век
есть век приготовлений. Я прибавлю, что приготовления эти состояли в том, чтобы
приготовить грязь и грязных людей разного рода, которые производят, производили
и будут производить бесконечные несчастья и бесчисленное множество несчастных".
В следующем 1795 году Екатерина пишет, что философы-просветители имели
только две основных цели — уничтожение христианства и монархии во Франции.
"Я бестрепетно буду ждать благоприятной минуты, когда вам будет угодно
оправдать в моем мнении философов и их прислужников в том, что они участвовали в
революции, особливо же в энциклопедии, ибо Гельвеций и д’Аламбер оба сознались
покойному прусскому королю, что эта книга имела только две цели: первую
уничтожить христианскую религию, вторую уничтожить королевскую власть. Об этом
говорили уже в 1777 г.".
"Я ошиблась, — признается Екатерина, — ...закроем наши высокоумные книги
и примемся за букварь".

III

10 августа 1792 года якобинцы свергли конституционную монархию, которой
они добивались и которой они клялись в верности. 12 августа королевская семья
была арестована. 17 августа был утвержден чрезвычайный трибунал. В сентябре
начался революционный террор. 20 сентября войска монархической коалиции были
разбиты. 21 сентября была провозглашена республика. Войска якобинцев вторглись в
Сардинское королевство и Бельгию. Людовик XVI погибает на эшафоте.
"С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского, —
записывает в дневнике секретарь Екатерины II Храповицкий, — ее величество слегла
в постель, и больна и печальна".
Брату Людовика XVI графу Д’Артуа Екатерина передает на организацию борьбы
с якобинцами миллион рублей и вручает шпагу с надписью на лезвии: "С Богом за
Короля".
Свободная борьба простив вольтерьянства и масонства стала возможной
только после осуждения Новикова и закрытия "Дружеского общества". До этого
идеологическая борьба с вольтерьянцами и масонами "была делом опасным, как для
светских лиц, так и для духовенства".
Л. Знаменский в своем "Руководстве к русской церковной истории" отмечает,
что положение белого духовенства при Екатерине было не лучше, чем положение
монашества.
"Белое духовенство, — пишет он, — пострадало едва ли не более. В эту
эпоху крупных и мелких временщиков, угнетение слабых сильными, оно было совсем
забито. Губернаторы и другие светские начальники забирали священнослужителей в
свои канцелярии, держали под арестом, подвергали телесным наказаниям".
"Смиренному проповеднику слова Божьего даже некого было вразумлять с
своей кафедры, потому что в той среде, которая нуждалась в его вразумлена, не
принято было ни ходить в церковь, ни тем более слушать какие-нибудь проповеди".
Обличать же вольтерьянцев и масонов вне храма, принимая их
распространенность среди сильных мира сего, было опасно.
Однажды, когда Тихон Задонский вступил в спор с помещиком-вольтерьянцем и
стал опровергать его рассуждения, то помещик дал ему пощечину.
Только высшее духовенство осмеливалось выступать против французских
философов. Были изданы сочинения: "Вольтер обнаженный", "Вольтер изобличенный",
"Посрамленный безбожник и натуралист" и многие другие. Но писать против
материалистов и атеистов надо было с опаской, оглядываясь на
императрицу-философа.
Тогдашний либерализм, как и современный, так горячо ратовавший за свободу
убеждения, оказывался очень фанатичен, когда эта свобода задевала его самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37