А кого еще можно громить?
Откровенно позевывал Лев Квитко. Академик Лина Соломоновна Штерн вообще, как казалось, не слушала. Пристроившись возле углового стола рядом с двумя стенографистками, просматривала толстые папки с письмами, адресованными ЕАК.
Писем приходило много, по три-четыре десятка в день. Жалобы. Кому-то не возвращают жилплощадь, кого-то выгнали с работы, кого-то не приняли в институт. Были и коллективки. Особенно из западных областей, из Могилевской, Витебской, Брянской. Не выделяют технику еврейским колхозам, закрывают еврейские школы. Среди коллективок были очень резкие. "Борьба с буржуазным национализмом перерождается в антисемитизм". Среди десятков и даже сотен подписей - кавалеры орденов боевого Красного Знамени, Славы, даже мелькнуло раза три - Герои Советского Союза. Одно письмо, пересланное в ЕАК из Президиума Верховного Совета, вообще было адресовано: "Москва, Кремль, Вождю еврейского народа Михоэлсу".
Письма подшивались, копии отправлялись в местные райкомы, горкомы и горисполкомы с просьбой принять меры и оказать помощь, ответы тоже подшивались. Людская беда укатывалась в казенные фразы, глохла, уходила в песок, как вешние средне-азиатские воды.
Не только писали. Приходили и приезжали отовсюду, даже из Сибири и Дальнего Востока. Старались попасть на прием именно к Михоэлсу. В его присутственные дни в ЕАК выстраивалась очередь, как в булочную, только что номера не писали чернильным карандашом на ладонях. Приходили и в театр. Михоэлс велел пропускать, принимал в своем кабинете. Тяжелая была работа, изматывающая. Никаких сил не оставалось на репетиции. Вениамин Зускин злился, орал:
- Ты уже год ничего не ставишь! Ты художественный руководитель ГОСЕТа, а не бюро жалоб! Что толку от этой нервотрепки, ты же все равно ничего не можешь сделать!
- Выслушать человека - уже помощь, - возражал Михоэлс не слишком уверенно.
Зускин был прав, умом Михоэлс это понимал, но сделать с собой ничего не мог. Несколько раз начинал думать о спектаклях, которые давно хотел поставить. "Ричарда III" Шекспира. И гоголевскую "Женитьбу". Нет, не думалось. Видел не текст, а коровьи еврейские глаза с унылым двухтысячелетним горем. Думал: всем сейчас тяжело. Но это не утешало.
Не стоило бы Лине Соломоновне читать эти письма. Ох не стоило!..
Из состояния задумчивости Михоэлса вывел голос Фефера:
- Ведите заседание, Соломон Михайлович.
- Извините. Кто-нибудь еще хочет выступить? Нет? Тогда давайте клеймить. Вам слово, Ицик.
В конференц-зале оживились, предчувствуя близкое окончание процедуры. Фефер не без торжественности огласил текст резолюции.
- Поправки? Дополнения? - спросил Михоэлс. - Если нет, будем считать, что принято единогласно.
- Минутку! - вмешалась Штерн. - Я не очень поняла, где были эти погромы?
- В Англии, это же ясно сказано, - ответил Фефер.
- А где в Англии? Англия большая.
- Да какая разница?
- Довольно существенная. В Лондоне - одно дело. В Ольстере - совсем другое. Беспорядки там могли произойти не на национальной, а на религиозной почве.
- Пусть будет в Лондоне. Мне сообщили: в Англии. Разбили витрины нескольких магазинов, принадлежащих евреям.
- А где в Лондоне?
- Лина Соломоновна, я вас умоляю! - взмолился Фефер. - Какое это имеет значение?
- Очень большое, - возразила Штерн. - До тридцати семи лет я прожила в Женеве, но в Лондоне бывала довольно часто и неплохо знаю этот город. Если погромы произошли в Челси или в Блумсбери - значит, в них принимали участие буржуа. Если в Уайтчепеле - значит, пролетарии. А если в районе порта -это, скорее всего, дело рук пьяной матросни или обыкновенного хулиганья. Мы заявляем протест, так мы должны знать, кому мы его заявляем.
- Мы не просто заявляем протест. Мы принимаем воззвание ко всем демократическим силам мира с призывом сказать "нет" любым проявлениям антисемитизма!
- Тем более. Мне хочется знать, есть ли у нас более точные сведения о характере этих погромов. Если мы собираемся предпринять такой серьезный шаг, нам просто необходимо иметь самые подробные сведения о событиях в Англии. Меня интересует, из каких источников они получены.
- Они получены из информации ТАСС. Вы не доверяете этому источнику? обозлился Фефер.
- Не приписывайте мне то, чего я не говорила, - парировала Штерн.
- Мы имеем право и должны протестовать против любых проявлений антисемитизма, - заметил дипломатичный Юзефович. - Где бы они ни происходили и в чем бы ни проявлялись.
- Согласна. Но и в этом случае мы поступаем неправильно...
- Лина Соломоновна, - вмешался Михоэлс. - Если вы хотите выступить, выходите сюда и говорите.
Штерн подошла к столу президиума. Маленькая, толстая, старая еврейка с седыми волосами и большим носом. Михоэлс только головой покачал. Тетя Хася из Жмеринки, а не академик, дважды кавалер ордена Ленина, лауреат Сталинской премии. И акцент местечковой еврейки. И сама манера встревать в спор. Одесский Привоз!
- Я вам объясню, почему мы поступаем неправильно, - продолжала Штерн. Особенно если Брегман перестанет читать газету, а Маркиш не будет рассказывать Галкину анекдоты. Когда Еврейский комитет выступает в защиту евреев, это означает, что евреи заступаются за своих. Но кроме Еврейского антифашистского комитета, существуют и другие антифашистские организации: Антифашистский комитет советских ученых, Антифашистский комитет советских женщин, Антифашистский комитет советской молодежи, Славянский антифашистский комитет. Мне думается, наш протест должен быть не только против погромов. Если мы будем протестовать как евреи против еврейских погромов, то этот документ будет звучать не с той силой, с какой ему следует звучать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128