А сейчас я хочу спать.
И Сталин положил трубку.
Берия бешено оглядел столпившихся в комнате связи генералов и ведущих ученых:
- Какая блядь успела?! Расстреляю, мать вашу! Утоплю в тяжелой воде! В говне! Ноги повыдергиваю!
Отбушевав, успокоился. Понимал: кому нужно, тот и успел.
Расцеловал Курчатова и академика Харитона.
- Поздравляю. Сделано дело. Сделано!..
Через день он докладывал о ходе и результатах испытания Сталину. Сталин молча слушал, рассматривал разложенные на столе для совещаний фотоснимки: сам взрыв во всех его фазах, опрокинутые и наполовину оплавленные танки, перед этим специально собранные на полигоне, чудовищно искореженные фермы железнодорожного моста, осмоленные, но живые верблюды с вытекшими глазами в траншеях, вулканическая лава на месте бетонных сооружений.
- Когда будет вторая бомба? - спросил Сталин, когда Берия закончил доклад.
- Как только накопим необходимое количество плутония.
- Сколько сейчас у американцев бомб? Хватит, чтобы уничтожить Советский Союз?
- Нет. И не рискнут. Общественное мнение. Борьба за мир.
- А мы, когда накопим, рискнем?
В этом был весь Сталин. Для него не существовало конечных станций. Все - полустанки. Цель обесценивалась для него не в момент ее достижения, а как только становилось ясно, что она достижима и будет достигнута.
Сталин молчал, ждал ответа.
- Рискнем, - подтвердил Берия. - Если обгоним их по качеству. Качество - водородная бомба. Идея Тамма и молодого Сахарова. Мы будем объявлять об испытании?
Сталин подумал и ответил:
- Нет.
- Они могут сами узнать, - предупредил Берия. - По пробам воздуха в высоких слоях атмосферы. Наши ученые говорят, что это достаточно точный метод.
- Узнают - тогда и объявим... Ладно. Давай список.
- Какой список? - сделал вид, что не понял, Берия.
- Какой! В котором ты в конце.
Берия достал из папки и положил на письменный стол Сталина давно заготовленный список на награждение участников создания бомбы.
Сталин внимательно просмотрел его. Отметил:
- И в самом деле - в конце. Это неправильно, Лаврентий.
Он взял свой любимый мягкий коричневый карандаш и вписал Берию в начало списка.
- Вот так будет правильнее.
Немного подумал и наложил резолюцию в левом верхнем углу, наискось: "Согласен. Расстрелять". И размашисто расписался: И. Сталин.
Берия помертвел.
Сталин удивленно посмотрел на него. Потом на список.
Потом снова на Берию.
- В чем дело?.. - Догадался: - А! Все перепутал. Это привычка, Лаврентий. Когда ты мне передаешь списки, я привык к такой резолюции.
Он зачеркнул слово "расстрелять", вписал сверху: "Наградить". И еще раз расписался.
- Ну и шутки у вас, - пробормотал Берия.
- "Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие". А? Так?
Сталин довольно рассмеялся. Потом отдал Берии список и кивнул:
- Все. Пошутили, и хватит. Иди работай. Фотографии оставь, я их еще раз посмотрю.
Оставшись один, он закурил трубку и начал ходить вдоль стола, изредка поглядывая на разложенные на зеленом сукне снимки. Потом вызвал Поскребышева:
- Пригласи Абакумова. С докладом "о ленинградском деле".
Через час явился Абакумов с обобщенными протоколами допросов обвиняемых. Докладывал без шпаргалки, четко. Арестовано около двух тысяч человек. Получены доказательные признания по всем пунктам обвинения. Тайная антипартийная группировка. Вредительство. Секретарь ленинградского горкома партии Капустин, бывший, дал показания о своих связях с английской разведкой, назвал сообщников. Дело практически готово к передаче в суд.
Сталин полистал протоколы и вернул папку министру:
- Завершайте.
- Разрешите идти? - спросил Абакумов.
- Минутку, - остановил его Сталин. - В каком состоянии дело Еврейского комитета?
- Расследование продолжается, товарищ Сталин.
- Успешно?
- В общем, да.
Сталин уловил в голосе Абакумова нотки неуверенности и испытующе на него посмотрел.
- Этот, Пфеффер, дает показания?
- Да.
- Какие?
- Нужные.
- Формы допроса?
- Нормальные. Для острых нет никаких оснований. Полное сотрудничество со следствием.
- Условия содержания?
- Улучшенные. Две смены постельных принадлежностей. Передачи из дома. Сортные папиросы. Книги из тюремной библиотеки.
- Против ареста возражал?
- Нет. Понимает.
- Объяснили?
- Сам понял. Практически без объяснений.
- Остальные?
- Признаются.
- В чем?
- По всем пунктам обвинения.
- Все?
- Кроме Лозовского и Шимелиовича. Несмотря на активные допросы.
- Не разоружаются, значит? Это нехорошо.
- Вас понял, товарищ Сталин. Разоружатся.
- Жемчужина?
- Все отрицает. Прикажете обострить методы следствия?
Сталин подумал и отрицательно покачал головой:
- Нет. Пока не надо.
Он рассеянно перебрал фотоснимки и вернулся в свое кресло за письменным столом. Поерзал, устраиваясь поудобней.
- Значит, Пфеффер дает нужные показания, а все обвиняемые признаются. Кроме Лозовского и Шимелиовича.
- Признаются.
- Не сомневаюсь. Тогда в чем же ваши трудности? Или мне показалось, что они есть?
- Нет, товарищ Сталин, не показалось. Есть.
- Вы - честный работник, товарищ Абакумов. Не юлите. Мне это нравится, я вам уже говорил. Какие же трудности?
- Не хватает главного обвиняемого.
- Вот как? Вы имеете в виду Михоэлса?
- Да, товарищ Сталин.
- По-вашему, мое решение было неправильным?
- Я не имею права оценивать ваши решения.
- Но с точки зрения этого дела - все же неправильным?
- Да, товарищ Сталин.
- В чем?
- Слабость доказательной базы. Один свидетель - не свидетель. В главном вопросе - о Крыме. У нас только Фефер. Он говорит: "Мне приказал Михоэлс", "Мне приказал Эпштейн".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128