борьба за мир.
Михоэлс усмехнулся:
- Это я и сам понял. В Москве говорят: а потом начнется такая борьба за мир, после которой не останется камня на камне.
- Не исключено.
- Вообще-то, Соломон Абрамович, я по делу.
- Тогда давай еще по граммульке и пойдем погуляем. А то я в этом кабинете и лета не вижу.
- Не обессудь, но я сегодня уже нагулялся. Нога побаливает, - объяснил Михоэлс. - Так что, если не возражаешь, поговорим здесь.
Лозовский внимательно на него посмотрел:
- Ты уверен, что тебе не хочется подышать свежим воздухом?
Михоэлс кивнул:
- Да.
- Тогда давай поговорим здесь.
- А коньяку больше не дадут?
Лозовский засмеялся.
- Так вот почему ты не хочешь на улицу!
- А то. Бутылку же с собой не захватишь... Дело вот какое. Сегодня на президиуме хотел выступить Фефер. С предложением, чтобы ЕАК обратился в правительство с просьбой создать в Крыму еврейскую республику.
- Хотел. Но не выступил? - уточнил Лозовский.
- Нет. Но очень хотел. Прямо рвал удила, как молодой рысак.
Лозовский кивнул:
- Понятно. Не выступил - почему?
- У нас была другая повестка дня.
Лозовский повторил:
- Понятно.
- Вопрос, как ты знаешь, не новый, - продолжал Михоэлс, старательно подбирая слова. - В феврале сорок четвертого мы уже обращались с письмом в правительство. Идея, насколько я могу судить, не получила поддержки. Я считаю, что сегодня снова поднимать вопрос и вовсе неправильно. Я сейчас объясню, почему я так думаю. Но сначала - вопрос. Что случилось с Крымско-Татарской республикой?
Лозовский насторожился.
- На территории Крыма указом Президиума Верховного Совета создана Крымская область в составе РСФСР.
- Это я знаю. Я спрашиваю о республике крымских татар. В указе о ней нет ни слова.
- Из указа вытекает, что она расформирована.
- Она расформирована потому, что татар в Крыму не осталось. Практически ни одного. А до войны их там было триста тысяч.
- Откуда у тебя эта информация?
- Случайно узнал. Ко мне на прием пришел молодой татарин. И все рассказал.
- Почему он рассказал это тебе?
- Чтобы мы знали. У них нет татарского антифашистского комитета. Указ о создании Крымской области подтверждает его слова.
- Ты записал его фамилию, адрес?
- Он мне ничего не сказал. Он откуда-то из Казахстана или Сибири. Их туда выселили. Весной и летом сорок четвертого года.
- Летом сорок четвертого по решению правительства Крым был очищен от антисоветских элементов. Многие крымские татары сотрудничали с гитлеровцами. Они подарили Гитлеру белого коня, чтобы он на нем въехал в Москву.
- Выселены семьи. Старики, женщины и дети не могли сотрудничать с гитлеровцами. И дарить Гитлеру коней. Я хочу, чтобы ты меня правильно понял. Верней, так: я хочу быть понятым совершенно правильно. Я не обсуждаю и не оцениваю никаких решений правительства. Я не знаю причин, по которым татары были выселены из Крыма. Я принимаю это как факт, как данность. И потому считаю, что мы не имеем права ходатайствовать о создании в Крыму еврейской республики. Хватит с нас обвинений в том, что мы распяли Христа. Нам не нужны обвинения в том, что мы заняли или хотели занять земли крымских татар и их жилища. Это мое мнение. Мое личное мнение. И только. Я достаточно ясно выразился?
- Вполне. И ты сообщил мне об этом...
- Чтобы ты знал, - закончил его фразу Михоэлс.
- Я понял. Кофе хочешь?
- Хочу.
- Сейчас сделаю. Мне тут подарили немецкую кофеварку... - Лозовский повозился с каким-то хитроумным никелированным устройством, насыпал кофе, залил водой и включил в сеть. - Сейчас будет... Почему ты не в партии, Соломон Михайлович?
Михоэлс пожал плечами:
- Даже не знаю. Как-то так... не случилось.
- А я в партии с 1901 года. Вступил мальчишкой, в двадцать три года. Два раза исключали, потом восстанавливали. В сущности, вся моя жизнь связана с партией. Вся, без остатка.
- А моя с театром.
- Хорошее сопоставление. Есть законы театра, которых ты не можешь нарушить. Есть законы партии, которых не могу нарушить я. К чему я это говорю? Вот к чему. Я согласен с тобой. Думаю, что ты прав. Но если партия прикажет мне изменить мое мнение, я изменю.
- Но сейчас ты считаешь, что я прав? - уточнил Михоэлс.
- Да, прав.
Михоэлс наполнил фужеры.
- Ваше здоровье, гражданин Лозовский!
- Ваше здоровье, гражданин Михоэлс!..
Михоэлс еще немного посидел и поднялся.
- Пойду, не буду тебе больше мешать. Спасибо за коньяк.
- А кофе?
- В другой раз.
Лозовский вышел проводить его к лифту. Спросил:
- Хочешь сказать что-нибудь еще?
- Как ни странно, нет. А ты?
Лозовский на миг задумался и ответил:
- Как ни странно, я тоже.
- Кроме, пожалуй, одного, - добавил Михоэлс. - Все антифашистские комитеты влились в Советский комитет защиты мира. Только одни мы торчим, как сучок на перилах.
- Я понял. Это хорошая мысль. У тебя нет ощущения, что сегодня мы переступили какую-то черту?
Михоэлс подтвердил:
- Есть. Только мы сделали это не сегодня.
Лозовский пожал ему руку и вернулся в комнату отдыха. Постоял у окна, глядя, как внизу идет через площадь, опираясь на трость, маленький человек с блестящей на солнце лысиной в обрамлении черных волос. Он подошел к остановке, дождался трамвая и скрылся в вагоне.
Лозовский отошел от окна. Зашипела, забрызгала кипятком кофеварка. Лозовский выключил ее и вылил кофе в раковину. Он не пил кофе. В марте ему исполнилось шестьдесят девять лет и уже начало давать знать о себе сердце.
Возле зеркала в простенке задержался.
"Рост - высокий. Телосложение - плотное. Волосы - густые, черные. Брови - широкие, черные. Борода и усы - с проседью..."
На трамвае Михоэлс доехал до Каланчевки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128