Лейн отчаянно отбивался. При этом он не сводил взгляда с Никто. Сейчас в его взгляде читались укор и обида, и Никто вдруг разозлился. Я тебя не просил ехать следом за мной, – подумал он. – И они на тебя набросились не с моей подачи. Впрочем, он сомневался, что они что-то сделают с Лейном. Во всяком случае, не сейчас. Но почему Зиллах смотрит с таким голодным предвкушением? Почему уголки губ Молохи блестят от слюны?
– А он очень даже сладенький, – сказал Молоха. – Присоединишься?
– Возьмите вот, если хотите. – Зиллах достал из кармана миниатюрную опасную бритву с перламутровой рукояткой. – Но лучше все-таки зубами. Так получается очень… интимно.
Лейн издал какой-то сдавленный звук, одновременно похожий на смех и на стон.
Он говорит так, словно это какой-то наркотик, – подумал Никто. – Типа разжился хорошей дурью и теперь рассуждает, как ее лучше употребить: косяк забить или трубочку выкурить… А потом до него вдруг дошло, о чем говорит Зиллах, и ему стало плохо. Все сошлось одно к одному, как кусочки картинки-головоломки. Без зазоров и пробелов. Все сплелось воедино, как нити роскошного алого гобелена: время, которое он провел в компании этой троицы, вечность, спрессованная в полтора дня в дороге. Их заточенные зубы, следы от укусов Зиллаха у него на теле. Кровь в бутылке из-под вина, которая показалась Никто изощренным позерством.
Но это было не позерство. Это была их жизнь.
Ибо кровь – это жизнь…
Они вампиры. У Никто не было даже мысли о том, что это всего лишь компания больных на голову психопатов, которые воображают себя вампирами. Он всегда верил в существование потусторонних сил, пребывающих за гранью обыденного мира. Он верил в них, потому что они должны были существовать; иначе ему не оставалось уже никакой надежды, потому что он всегда знал, что не сможет прожить всю жизнь в реальном мире. Он верил, что когда-нибудь он их найдет, кого-нибудь из загадочных потусторонних существ… или они найдут его. И теперь это сбылось. Они, похоже, узнали его с первого взгляда, и разве это был не знак?
Лейн закричал. Но в его крике не было смертной боли. Твиг схватил Лейна под подбородок и запрокинул ему голову, и Зиллах полоснул его бритвой по горлу. Потом окунул пальцы в кровь и размазал ее по губам Никто.
В голове у Никто слегка прояснилось, но вкус свежей крови опять закружил его в кислотном безумии. Лейн рыдал – долгие безнадежные стоны, казалось, шли не из горла, а откуда-то из живота. Молоха и Твиг сели прямо; их взгляды метались от пальцев Зиллаха, испачканных в крови, к окровавленным губам Никто и к горлу Лейна. В бледном свете луны кровь казалась почти черной.
Слезы текли по щекам Лейна – серебристая влага в сумраке. Никто знал, какими они будут на вкус: мягко солоноватыми, как губы Лейна. Но теперь ему захотелось узнать, каким будет вкус слез, смешанный с кровью. Он представил, как он будет слизывать влагу с лица Лейна – алую пленку крови с дорожками из хрустально-прозрачных слез.
Представил и понял, что он на это способен: вскрыть Лейну вену и пить его кровь. И вовсе не потому, что Зиллах хотел, чтобы он это сделал, – а потому, что он сам хотел. Где-то в глубинах сознания теплилась мысль, что они просто убьют его вместе с Лейном, если он откажется пить его кровь, но это уже не имело значения. Свежая кровь разбудила в нем голод.
– Я тебе помогу, – сказал Никто Лейну. – Не бойся. – Он лег на диван рядом с Лейном, а потом накрыл его своим телом. Он вытянул руки вдоль раскинутых рук Лейна и обхватил его запястья, которые Молоха с Твигом так и держали прижатыми к дивану. Его бедра легли поверх бедер Лейна, ноги – поверх ног Лейна. Лейна трясло. Эта дрожь передалась и Никто, возбуждая его и заряжая. Где-то – далеко-далеко – заиграла музыка. Кто-то поставил кассету. Зигги Стардаст Зигги Стардаст – псевдоним и сценический образ Дэвида Боуи в начале 70-х гг.

Звездная пыль.
– Пожалуйста, – рыдал Лейн, и некой смутной частицей души – частицей, не тронутой кислотой и ночью – Никто осознал, что он сейчас собирается сделать. Лейн однажды держал Никто голову над унитазом, когда он перепил крепких коктейлей на вечеринке. Ему было плохо, а Лейн шептал ему бессвязные слова утешения и целовал его лицо, мокрое от пота. Лейн был его другом. В той, другой, жизни.
Никто повернул голову и посмотрел на Зиллаха. Зиллах сумрачно улыбнулся и сказал:
– Давай, если хочешь быть с нами.
Никто сразу понял, что ему предлагают выбор. Будь с нами… или одно из двух: либо умри, либо будь один. Ты будешь один и никогда больше не прикоснешься к источнику жизни. Ибо кровь есть жизнь…
И он открыл рот как можно шире и вгрызся в мягкую кожу на горле Лейна. Надрез Зиллаха обозначил удобное место как раз там, где билась тонкая жилка – где не было костей и хрящей. Но сама кожа была очень плотной и эластичной; прокусить ее было непросто. Никто почему-то казалось, что его зубы легко войдут в кожу – как иглы, как клыки хищника. Но не тут-то было. У него было такое чувство, как будто он пытается разжевать кусок сырого мяса. Тогда он прикусил маленький участок кожи и потянул на себя. Так, откусывая по кусочку, Никто добрался до вены. Он чувствовал, как она бьется у него под губами. Что я делаю?! – мелькнула последняя здравая мысль. – Господи, что я делаю?! ЧТО Я ДЕЛАЮ?! Эти слова бились, как пульс, у него в голове даже тогда, когда он прокусил вену Лейна.
Кровь хлынула ему в лицо, переполнила рот. По сравнению с тем, как Никто пил раньше – совсем-совсем мало, буквально по капле, – это было как крепкое виски по сравнению с простой водой. Это был вкус настоящей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128