ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Иванка взялся за вожжи, и они покатили по встревоженному и шумному, несмотря на ночь, Завеличью.
Кузнец молчал. Добрая лошадь его несла их быстро к плавучему мосту.
Мост был запружен вооруженным народом и от скопления народа почти погрузился в воду.
– Дорогу! – крикнул Иванка. – Всегороднему старосте дорогу!
Во Власьевских воротах горели факелы. Стрельцы не пропускали никого в ворота.
– Случай вышел, – объяснил народу стрелецкий старшина, – думали, что войско пришло подо Псков, ан то послы…
– Что за послы? – спросил Михайла.
– Дворяне из Новгорода. Прискакали вестники от Егорьевских ворот, сказывали, чтобы не пускать народ, и сполох, слышь, уняли. Сказывают, утром станут спрошать послов…
– Меня-то пустишь? – усмехнулся Михайла.
– Тебя-то завсе, хоть без сполоха, и то! – поклонился стрелецкий старшина.
Они въехали в город.
У первого перекрестка кузнец велел остановиться.
– Слышь, Иван, иной бы рожу тебе побил, а я добром сказываю: больше не лезь в мой дом, да и в кузне народ без тебя найдется… В зятья не годишься. Аленка не кой-чья дочь!.. – сказал кузнец. – Слезай.
Он взял у Иванки из руки вожжи.
– Всегороднему старосте зятя из больших надобно аль из приказных?! – с насмешкой воскликнул Иванка.
– Не из холопов. Тебя уж не стану спрошать! – разозлясь, оборвал Михайла. – Да слышь, Иван, вся черная хитрость ваша теперь на виду – не укроешь!..
– Какая хитрость?..
– Семейства вашего хитрость! Весь род ваш таков: удачи, вишь, только нету!.. Вишь, прилез девку смущать, – мол, падет на нее позор, и некуда будет деваться, отдаст отец за меня, за холопа… Как голого вижу тебя – в чем мать родила!..
Иванка слушал, остолбенев. Слова не шли с его языка.
– Бабка кусошничать ходила – я посылал Аленку: «Срамно, мол, Иванка все ж в кузне работает, снеси им поесть» – носила! – со злостью резал Михайла. – За то ее бабка к лапам прибрать надумала – замуж за внучка… А сам ты что? Куда лезешь? Захара хотел поклепать с дощана, с Волконским путал; утре бабка опять на Захарку… Я тебя приютил, пригрел, за то ты мне же недоброе ладишь, а у себя дома брата-лазутчика укрываешь. Тебя бы в тюрьму за все разом…
Кузнец хлестнул лошадь вожжами и быстро помчался, оставив Иванку на перекрестке…
Град обвинений, обрушившихся на Иванку, кружил ему голову, мутил разум. Спазма сжимала грудь. Хотелось кричать во все горло, чтоб было легче…
Иванка пришел к себе, не сказав ни слова старухе. В темноте избы он направился прямо к лавке и лег.
Из всех обвинений, высказанных кузнецом, его не задело так сильно ни одно, направленное лично против него, как заявление Мошницына, что Истома в Москве продается боярам.
«Бачку, бачку, они за что же, проклятые, клеплют! Чем он Захарке стал на пути? И Томила Иваныч молчит, будто его не касаемо!..» – размышлял про себя Иванка.
Разыскать самого Первушку, отплатить ему за извет, проданный Ваське Собакину, за то, что он боярский лазутчик, за бабкину голову, которую он чуть не разбил, за клевету на отца, за позор, несправедливо покрывший теперь всю их семью… Да где найдешь его! Небось напакостил и ускочил к боярам в Новгород или куда…
Иванку вдруг озарило: Ульянка Фадеев знает, зачем прилезал Первушка.
– Федюнька, ты сам отдавал Ульянке письмо? – разбудив братишку, спросил Иванка.
– Сам отдал… Ды, Вань, ды я вечером бегал узнать. Там земский обыск был. Хотели Ульянку к расспросу взять во Всегороднюю избу, а он убежал! По городу всюду искали – и нет. Будто в воду канул… Должно, к боярам убег, окаянный! – шептал Федюнька.
Иванка не спал. Мысль о том, что все, сказанное Мошницыным, со стороны покажется людям правдой, мучила его невозможностью оправдаться. Вокруг не было ни единого друга. Иванка больше не верил ни в дружбу Гаврилы, ни в правду Томилы Слепого, которого чтил и уважал до сих пор, как мудреца, ни в верность Кузи, ни в товарищество Якуни.
Иванка слышал, как пропели петухи… Забрезжил рассвет… С улицы звякнула железная щеколда калитки…
Старуха вошла из сеней в сторожку.
– Захарка был ночью тогда у Первушки! – воскликнула она. – Кабы не он – откуда бы Захарка ведал, что Первой говорил, будто рубль Истома послал? Мы ведь двое с Первушкой были!
– Брось, бабка, полно! – остановил Иванка. – Хоть ты обкричись, что Захар, – и никто не поверит. Нет правды во Пскове!.. Михайла, Гаврила, Томила Слепой – все смотрят, чтоб для себя. Все лжа!.. И у Томилы нет правды, чтоб сдох он, подьячья крыса!
С печи, где спали вместе с бабкой Федюнька и Груня, послышался сдержанный девичий плач.
– Груньк, ты что?! – воскликнул разбуженный Федя.
– Ништо! Отвяжись! – огрызнулась она и умолкла.
7
Усталость взяла свое, и под утро Иванка уснул. Он проснулся, когда сполох собирал горожан снова к Рыбницкой башне.
Иванка решил, что больше ему нет дела до города. Остановясь на углу, купил у торговки пяток раскисших соленых огурцов, с независимым видом поплевывая вокруг кожуру и обливаясь рассолом, он подошел к площади.
– Господа дворяне, посадские, стрельцы, пушкари и вы, всяких званий меньшой люд, – сказал с дощана выборный дворянин Иван Чиркин. – Новгородцы послов к нам прислали – дворян и посадских, а с ними посол с царским словом к вам, псковитяне. Хотите ли слушать?
– Пусть говорят!
– Говорите, послы! – закричали вокруг дощана.
Десяток чужих людей – дворян и посадских – вырос на дощанах. Глава посланцев – дворянин Сонин вышел вперед.
– Господа псковитяне! – сказал он. – Добро ли творите? Крест целовали великому государю, а ныне что?! Ныне на русских братьев готовы с ружьем, как татаре… Где же крест на вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Кузнец молчал. Добрая лошадь его несла их быстро к плавучему мосту.
Мост был запружен вооруженным народом и от скопления народа почти погрузился в воду.
– Дорогу! – крикнул Иванка. – Всегороднему старосте дорогу!
Во Власьевских воротах горели факелы. Стрельцы не пропускали никого в ворота.
– Случай вышел, – объяснил народу стрелецкий старшина, – думали, что войско пришло подо Псков, ан то послы…
– Что за послы? – спросил Михайла.
– Дворяне из Новгорода. Прискакали вестники от Егорьевских ворот, сказывали, чтобы не пускать народ, и сполох, слышь, уняли. Сказывают, утром станут спрошать послов…
– Меня-то пустишь? – усмехнулся Михайла.
– Тебя-то завсе, хоть без сполоха, и то! – поклонился стрелецкий старшина.
Они въехали в город.
У первого перекрестка кузнец велел остановиться.
– Слышь, Иван, иной бы рожу тебе побил, а я добром сказываю: больше не лезь в мой дом, да и в кузне народ без тебя найдется… В зятья не годишься. Аленка не кой-чья дочь!.. – сказал кузнец. – Слезай.
Он взял у Иванки из руки вожжи.
– Всегороднему старосте зятя из больших надобно аль из приказных?! – с насмешкой воскликнул Иванка.
– Не из холопов. Тебя уж не стану спрошать! – разозлясь, оборвал Михайла. – Да слышь, Иван, вся черная хитрость ваша теперь на виду – не укроешь!..
– Какая хитрость?..
– Семейства вашего хитрость! Весь род ваш таков: удачи, вишь, только нету!.. Вишь, прилез девку смущать, – мол, падет на нее позор, и некуда будет деваться, отдаст отец за меня, за холопа… Как голого вижу тебя – в чем мать родила!..
Иванка слушал, остолбенев. Слова не шли с его языка.
– Бабка кусошничать ходила – я посылал Аленку: «Срамно, мол, Иванка все ж в кузне работает, снеси им поесть» – носила! – со злостью резал Михайла. – За то ее бабка к лапам прибрать надумала – замуж за внучка… А сам ты что? Куда лезешь? Захара хотел поклепать с дощана, с Волконским путал; утре бабка опять на Захарку… Я тебя приютил, пригрел, за то ты мне же недоброе ладишь, а у себя дома брата-лазутчика укрываешь. Тебя бы в тюрьму за все разом…
Кузнец хлестнул лошадь вожжами и быстро помчался, оставив Иванку на перекрестке…
Град обвинений, обрушившихся на Иванку, кружил ему голову, мутил разум. Спазма сжимала грудь. Хотелось кричать во все горло, чтоб было легче…
Иванка пришел к себе, не сказав ни слова старухе. В темноте избы он направился прямо к лавке и лег.
Из всех обвинений, высказанных кузнецом, его не задело так сильно ни одно, направленное лично против него, как заявление Мошницына, что Истома в Москве продается боярам.
«Бачку, бачку, они за что же, проклятые, клеплют! Чем он Захарке стал на пути? И Томила Иваныч молчит, будто его не касаемо!..» – размышлял про себя Иванка.
Разыскать самого Первушку, отплатить ему за извет, проданный Ваське Собакину, за то, что он боярский лазутчик, за бабкину голову, которую он чуть не разбил, за клевету на отца, за позор, несправедливо покрывший теперь всю их семью… Да где найдешь его! Небось напакостил и ускочил к боярам в Новгород или куда…
Иванку вдруг озарило: Ульянка Фадеев знает, зачем прилезал Первушка.
– Федюнька, ты сам отдавал Ульянке письмо? – разбудив братишку, спросил Иванка.
– Сам отдал… Ды, Вань, ды я вечером бегал узнать. Там земский обыск был. Хотели Ульянку к расспросу взять во Всегороднюю избу, а он убежал! По городу всюду искали – и нет. Будто в воду канул… Должно, к боярам убег, окаянный! – шептал Федюнька.
Иванка не спал. Мысль о том, что все, сказанное Мошницыным, со стороны покажется людям правдой, мучила его невозможностью оправдаться. Вокруг не было ни единого друга. Иванка больше не верил ни в дружбу Гаврилы, ни в правду Томилы Слепого, которого чтил и уважал до сих пор, как мудреца, ни в верность Кузи, ни в товарищество Якуни.
Иванка слышал, как пропели петухи… Забрезжил рассвет… С улицы звякнула железная щеколда калитки…
Старуха вошла из сеней в сторожку.
– Захарка был ночью тогда у Первушки! – воскликнула она. – Кабы не он – откуда бы Захарка ведал, что Первой говорил, будто рубль Истома послал? Мы ведь двое с Первушкой были!
– Брось, бабка, полно! – остановил Иванка. – Хоть ты обкричись, что Захар, – и никто не поверит. Нет правды во Пскове!.. Михайла, Гаврила, Томила Слепой – все смотрят, чтоб для себя. Все лжа!.. И у Томилы нет правды, чтоб сдох он, подьячья крыса!
С печи, где спали вместе с бабкой Федюнька и Груня, послышался сдержанный девичий плач.
– Груньк, ты что?! – воскликнул разбуженный Федя.
– Ништо! Отвяжись! – огрызнулась она и умолкла.
7
Усталость взяла свое, и под утро Иванка уснул. Он проснулся, когда сполох собирал горожан снова к Рыбницкой башне.
Иванка решил, что больше ему нет дела до города. Остановясь на углу, купил у торговки пяток раскисших соленых огурцов, с независимым видом поплевывая вокруг кожуру и обливаясь рассолом, он подошел к площади.
– Господа дворяне, посадские, стрельцы, пушкари и вы, всяких званий меньшой люд, – сказал с дощана выборный дворянин Иван Чиркин. – Новгородцы послов к нам прислали – дворян и посадских, а с ними посол с царским словом к вам, псковитяне. Хотите ли слушать?
– Пусть говорят!
– Говорите, послы! – закричали вокруг дощана.
Десяток чужих людей – дворян и посадских – вырос на дощанах. Глава посланцев – дворянин Сонин вышел вперед.
– Господа псковитяне! – сказал он. – Добро ли творите? Крест целовали великому государю, а ныне что?! Ныне на русских братьев готовы с ружьем, как татаре… Где же крест на вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240