– Трактат, – подтвердил Томила. – Хошь послушать?
– Слухам, пане. То бендзе велька честь! – суетливо воскликнул пан Юрка, разжигая лестью авторское желание поделиться написанным.
Томила зажег свечу. Прочесть свое «Уложение» о Белом царстве пану Юрке – это значило взвесить свой труд на беспристрастных весах разума, искушенного книжностью. Этого не хватало Томиле.
Он с увлечением стал читать свое «Уложение».
Поляк слушал, кивая головой, поддакивая, щелкая языком от удовольствия.
– Ты, пане, великий философ! Як пана бога кохам, то есть бардзо мудро! А ты, пане, мувил – «народ»! Народ не составит такого трактата. Я много сказал бы, пане, о вашем трактате, да прежде, пшепрашам, поведай: ты мыслишь, в едином городе Пскове будет все Бяло царство? – спросил поляк.
– По всей Руси, мыслю.
– Пшепрашам, ты что же, в Боярскую думу поедешь читать в поучение Борису Морозову экую грамоту? – с насмешкою продолжал пан Юрка. – Такой ли державец на сем столпе мудрости царство поставит! Альбо пан мысли – бояре сто правду примут?
– А ты, пан, считаешь – не мочно и жить без бояр! – усмехнулся Томила. – Полгода уж скоро живем – не скучаем!
– То так, пане милый. Я страшусь – пан боярин Хованский ждет нового войска в подмогу.
– Войска ждет? Ну, и мы тоже ждем. К кому раньше приспеет, увидим! – сказал Томила.
– То дело иное, пане! – с одобрением воскликнул Юрка. – Я слышал, конное войско царевич наймует на помощь Пскову, – тихо добавил он.
– Чего-то ты бредишь! Какой царевич? – не понял и удивился Томила.
– Пшепрашам, царевич Иван, я мыслю…
– Что за Иван? Что за войско? – опять не понял Томила.
– Сын царя Василия Шуйского, мыслил я так, пане Томила. Я слышал, он книжный муж, разумом ясен, риторику, диалектику и философию много читал…
– Тьфу ты, бес! Да отколь он взялся? Где твой царевич? – нетерпеливо спросил летописец.
– Не ведаю, пане, ты лучше знаешь – в Варшаве иль в Полоцке ныне…
– Поляк? – с недоверием переспросил Томила.
– Царь Василий был русский. Отколе же сын – поляк?
– Коль в Полоцке рати наймует, так, стало быть, лях! На черта он сдался… Ну, вы и народ! – покачал головой летописец. – То Дмитрия сляпали, ныне Ивана…
– Я сам, пане, русский, я двадцать пять лет уже живу в государстве Российском! Я сам есть холоп государя, каков же и ты! – обиделся Юрка.
– Эх ты, пан! Ну что нам в Иване Шуйском! Да будь он хоть вправду царевич… Как наши письма дойдут изо Пскова во все города, да все российские города и уезды заедино повстанут, да земское ополчение сложат, да как придут на бояр, тогда и боярин Борис Морозов не будет мочен правду мою отринуть… Вот в чем, пане, народная сила! Философ един, без народа – мудрец, а с народом он богатырь…
– Пан, стало, ждет всей земли повстанья? – спросил с любопытством поляк.
– В том и сила! – сказал летописец. – А ляхов из Полоцка в город впускати не стать. Коль город изменным станет, то все города от него отшатнутся. Русскую правду и русским мечом добывать, а не панским!
– Слухай, пане, – сказал поляк, – я смею мыслить, что пан царевич згодися Согласится (пол.).

с таким трактатем. Нех пан Томила пишет лист до царевича шибко. Царевич пошле свое войско до Пскова. Боярин Хованский ускаче от стяны, як пайка бялый.
– Все врешь! Не наш то царевич, а панский, как Гришка Отрепьев… И все воровство! – возмутился Томила.
После разговора с Захаркой о вестях из Литвы Томила успел поверить в пребывание царя в Литве. Слова поляка о каком-то неведомом миру царевиче привели его в смущение: если в Литве был не царь Алексей, а пустой самозванец, кому же и куда посылать «Уложение»?
– Воровство! – повторил подьячий. – Никакого Ивана-царевича нету… Вор лезет на Русь, чтобы снова отдать нас панам… Шиш возьмут!..
– Пане милый, пшепрашам, никто не пшимуси! Не принудит (пол.).

– воскликнул поляк. – Пан чел мне трактата. То есть велика честь – слухать такую мудрость. Пан Томила читал Платона, Овидия и Плутарха. Пан ве, что царь повинен быть разумом ясен и книжен… Я вем, пане милый, Иван-царевич есть монж Муж (пол.).

, искусный в риторике и диалектике, мудрый…
– А ты, пане, польский лазутчик! – внезапно сказал Томила. – Ты есть… вор!
– То есть политичность руссийска! – вскочив, с возмущением и злобой выкрикнул Юрка. – То вежество русское, пане Томила! Я есть гость в вашем доме, вельможный пане! – ядовито напомнил он.
– Гость-то ты гость. Да иди подобру покуда, а боле не лезь со своим воровством. Не то попадешь в Земску избу к расспросу… Иди! – раздраженно сказал Томила.
И пан Юрка вышел с надутым достоинством и обидой.


Глава двадцать девятая

1

Весь город с утра говорил о том, что Гаврила покинул Всегороднюю избу и заперся с кучкой людей в Гремячей башне. Кто-то сказал, что пушкарь Антропка с Гремячей башни направил пушку жерлом на Всегороднюю избу.
Красный луч закатного солнца еще светил в высокое окно Гремячей башни, но на столе перед Гаврилой уже горела свеча.
Кузя сидел против хлебника, низко склонясь над листом бумаги и выводя имена.
– Пиши Уланку, кузнеца, сына Неволина, – продиктовал Гаврила.
– Поранен он. Глаз, никак, выбит, – сказал Кузя.
– Знаю. Лицо рассекли, обвязан, да ходит. Пиши его… Еще пиши соборного троицкого звонаря Агафошу…
Кузя писал, скрипя пером и разбрызгивая чернила вокруг неказистых букв…
Громыхнув железной дверью, Гурка Кострома вошел в каземат.
– К тебе, хозяин, – сказал он, кланяясь в пояс, отчего золотистые кудри его упали, закрыв лицо.
– Чего?
– Деньги плати!
– Какие деньги? За что? – удивился Гаврила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240