Иногда он мог вести себя чрезвычайно грубо, но в нем присутствовало какое-то особое достоинство, которое требовало к себе уважения, а также аура спокойной грусти, вызывавшая у Линн самую искреннюю симпатию.
Достоинство было завоевано блестящей карьерой в уголовной полиции. Объяснить печаль гораздо сложнее. Линн знала, что Лаверн потерял сына. Правда, это было давно, еще в начале семидесятых. Но разве можно оплакивать утрату ребенка целых двадцать лет?
– У Анджали Датт был приятель, – неожиданно объявила Линн.
– Мне об этом рассказали.
Линн протянула шефу один из черно-белых снимков.
Лаверн нахмурился.
– Э, да у него косоглазие.
– Он вроде бы студент, и зовут его, если не ошибаюсь, Дерек Тайрмен. В день смерти Анджали Датт он куда-то исчез из своей квартиры.
– Родители девушки заверили меня, что никакого приятеля у нее не было.
– Да что могут знать родители? Кроме того, не забывай, что они азиаты. А он белый, европеец. Может быть, она просто не хотела, чтобы они о нем знали, не желала беспокоить их.
Телефонист, по-прежнему оставаясь на четвереньках, выполз из комнаты. Сэвидж прикрыла за ним дверь.
– Фактически мы уже обвинили его в магазинной краже, – объявила она. – Две предыдущие судимости за одно и то же правонарушение.
– Ну хорошо, Линн, – фыркнул Лаверн. – Не надо меня ни в чем убеждать. Он опасный преступник экстра-класса.
Инспектор Сэвидж давно привыкла к подобным выходкам со стороны своего начальника, прочно утвердившись во мнении, что, строго говоря, он вообще не полицейский в истинном смысле этого слова. Внешне Лаверн действительно напоминал детективов с фотографий, сделанных в золотую эпоху «убойного» отдела уголовного розыска. То были мужчины в просторных плащах, с трубками в зубах, аккуратно подстриженными усиками, с привычной полуулыбкой-полугримасой позирующие перед объективом фотоаппарата.
Однако Лаверн был невысокого мнения о повседневной рутине полицейской службы. Вечные вопросы-ответы на бесконечных допросах наводили на него жуткую скуку и вызывали неизбывное презрение.
– В твое отсутствие звонил заместитель главного констебля, – сказала Линн.
– Чего он хотел?
– Он зайдет поговорить с тобой завтра утром. Ранним солнечным утром.
Лаверн в комическом ужасе закрыл лицо руками.
Линн с симпатией посмотрела на шефа.
– С тобой все в порядке, Вернон?
– Нет.
– Снова разболелась голова?
– Нет-нет. Просто вспомнил, что послезавтра Рождество. А я до сих пор не купил подарок для Донны.
– Я собираюсь завтра утром заскочить в «Маркс и Спенсер». У нее какой размер?
Лаверн отнял руки от лица.
– Ты что, в самом деле сможешь купить?..
– Конечно. Не вижу никаких проблем. Ты уже надумал что-то определенное?
Вернон недовольно скривился.
– Ей нужен новый домашний халат. Хороший.
– Так какой у нее размер?
– Э-э-э... примерно такой, как у тебя, но не такой большой.
– Не такой большой?
Лаверн застенчиво изобразил жестами воображаемый бюст супруги:
– Ты же знаешь...
Линн расхохоталась.
– Попробую сделать все, что в моих силах.
Вернон небрежно извлек из бумажника пять двадцатифунтовых купюр и передал их помощнице. Линн улыбнулась в ответ и сунула деньги в сумочку: Ее начальник обладал редким даром вызывать у окружающих благодарность за предоставляемую им возможность оказать ему услугу. Да, подумала она, несомненно удивительный дар. Три года назад, когда манчестерские полицейские расследовали убийства семерых детей и загадку пропавшего восьмого ребенка, они попросили помощи Лаверна. Линн вспомнила, как Лаверн взял ее с собой на это дело в качестве девочки на побегушках, предоставив тем самым один шанс из тысячи подняться вверх по служебной лестнице. Это была счастливая возможность понаблюдать с самого близкого расстояния за работой блестящего сыщика и научиться его следственным методам.
Проработав неделю с Лаверном, она утвердилась во мнении, что он не кто иной, как обманщик, отчаянно ленивый человек, который не проявляет никакого интереса к попыткам своих подчиненных арестовать изверга, голыми руками душившего малолетних школьников. В то время как специальная бригада сотрудников полиции круглые сутки работала над тем, чтобы не допустить дальнейших злодеяний неизвестного преступника, Лаверн с отрешенным видом сидел, незряче уставясь в пространство. А когда бывшего сексуального маньяка все-таки поймали неподалеку от начальной школы в Болтоне и привели на допрос, великий сыщик проявил себя во всем великолепии – он отказался допрашивать подозреваемого.
– Поговорите с ним сами, – произнес он незабываемую фразу. – Я пойду пропущу пивка в пабе.
Линн Сэвидж настолько оскорбил этот поступок, исполненный демонстративного пренебрежения к делу, что она тут же написала служебный рапорт-жалобу Не виллу Вуду, главному констеблю северного Йоркшира. Впрочем, она впоследствии не раз получала повод благодарить судьбу за то, что это письмо так и не было отправлено.
Тридцать шесть часов спустя, в полночь, свободная от несения службы Линн Сэвидж отправилась вместе с Лаверном на церковный двор. Пропавшую девочку обнаружили там целой и невредимой на руках Альберта Бомфорда, плотника средних лет из Литл-Ливера, предместья Болтона. У Линн Сэвидж больше никогда не возникало поводов истолковывать приступы угрюмого бездействия своего начальника как апатию. После этого она стала считать Лаверна гением интуиции и бессовестно потакала ему во всем. Он же, в свою очередь, никогда не относился к Линн свысока и не ждал, что она станет раболепно приносить ему кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84