Если хочешь избавить себя от всякой второстепенной дребедени и сразу докопаться до истины – прочти эту книгу!
– А если мне не хочется ее читать?
Эдисон явно обиделась. Лаверн осознал, что она только что предложила ему самое бесценное свое сокровище, а он так бесцеремонно отказался.
– Нет-нет, – поспешил он загладить вину, – мне, конечно, хочется ее прочитать. Спасибо.
С этими словами Лаверн сунул книженцию себе в карман.
– А Хьюго, как я уже сказала, – черный кахуна, потому что пользуется магией хуна во вред другим. Он просто наводит порчу, как злой чародей. Но даже черный кахуна бессилен против человека с чистой совестью.
– Ну, это не про меня, – усмехнулся в ответ Лаверн.
Эдисон опустила стакан и серьезно посмотрела на него.
– Как мне кажется, ты ошибаешься. Уверена, он уже пытался наслать на тебя смерть. Но не сумел. Вижу, ты улыбаешься. У тебя все шуточки на уме. Но я-то знаю, что такими вещами не шутят. Сама видела, на что он способен.
В ответ Лаверн лишь откусил огромный кусок пирога и задумчиво склонил голову.
– Прошлой ночью я разговаривала о тебе с Хьюго. Я сказала ему, что, по-моему, для своего возраста ты еще даже очень симпатичный.
Лаверн расхохотался такому откровенному комплименту, брызнув от смеха на рукав куртки вином и крошками пирога.
– Нет же, – не поняв его веселья, подтвердила Эдисон, – это действительно так. Для своего возраста ты еще очень даже ничего. По словам Хьюго, нам с тобой предначертано быть вместе и я должна прислушиваться к тому, что говорит мой внутренний голос, мое низшее "Я".
Лаверн презрительно хмыкнул.
– Низшее "Я" обитает вот здесь, – продолжала Эдисон, не обращая внимания на его ухмылку, и похлопала себя по солнечному сплетению. – Это вместилище наших эмоций. От твоего присутствия я ощущаю здесь нечто волнующее. И все потому, что мое низшее "Я" неравнодушно к тебе. Наверное, оно действует по велению Аумакуа, или высшего "Я".
– Пусть высшее достанется тебе. С меня достаточно низшего. Я хотел бы быть честен с тобой, Эдисон, дорогая моя. Для меня твои речи – сплошная абракадабра.
– А как же иначе, – спокойно отреагировала Эдисон. – Все потому, что твое среднее "Я", то есть твое рассудительное "Я", то, которым ты обращен к миру, развило в тебе предрассудки, передавшиеся твоему низшему "Я". А низшее "Я" ужасно упрямое, и если уж оно что-то вбило себе в голову, то изменить его мнение не так-то легко. Собственно говоря, невозможно, охренеть легче.
Лаверн не выносил сквернословия из уст женщин и поэтому брезгливо поморщился.
Музыканты запели а капелла. Это была заунывная песня на гэльском языке. Под сводами собора их голоса звучали во сто крат мощнее и выразительнее. Казалось, будто печальная мелодия то волной набегает на стену, то откатывается от нее к другой, словно так было всегда, из века в век. Зачарованные пением, Лаверн и Эдисон неподвижно замерли на месте.
Лаверн заглянул в удивительные фиолетовые глаза своей спутницы. «Дело не в том, милая, – подумал он, – что я не хочу прикоснуться к тебе, и даже не в том, что я не испытываю сакраментального томления ниже пояса. Просто я люблю свою жену. И знаю, что за желанием всегда приходит раскаяние. А главное, я люблю хорошенько выспаться, а не бражничать по ночам».
Эдисон подняла на него полный восхищения взгляд.
– В какой-то момент мне показалось, что ты вот-вот расплачешься.
– Я никогда не плачу, – буркнул Лаверн. – Уже забыл, что это такое.
Ой, о чем это он?
Вино уже затуманивало ему сознание. Понадобилось несколько мгновений, прежде чем Лаверн вспомнил.
– Ты говорила, что я тебе нравлюсь. Несмотря на то что я уже вышел из любовного возраста.
Эдисон шутливо пихнула его локтем.
– Ладно, не надо. Ну, в общем, когда я сказала Хьюго, что ты мне нравишься, он пришел в восторг. С ним такое редко случается. Он сказал, если я не отдамся тебе, то это будет предательством по отношению к собственной душе.
– Которой? – с издевкой в голосе поинтересовался Лаверн.
– Как я уже сказала, – продолжала Эдисон, ничуть не смутившись, – в тебе силен предрассудок. И он делает тебя глухим к увещеваниям. Я хочу, чтобы ты понял. Оказывается, Хьюго знал, что ты из полиции, еще когда ты только пришел к нам. Но ведь он мне и словом не обмолвился. Вместо этого, видя, как сильно ты мне нравишься, он как бы подтолкнул меня к тому, чтобы я отдалась тебе. Дело в том, что я должна была отдаться ему. А ведь он не из тех, кто готов поделиться возлюбленной. Так с какой стати он пошел на этот шаг? Для того чтобы ты раскаялся, чтобы ощутил вину и, стало быть, утратил то, что делает тебя неуязвимым перед отходной молитвой. Вот только откуда ему известно, что ты неуязвим? Ответ один: он уже пытался убить тебя, но не сумел.
На сей раз Лаверну было не до ухмылки. Он тотчас представил свой дом в рождественскую ночь, вспомнил синяки на теле внучки и стоны на лестнице. И хотя все, что он слышал о религии хуна, вступало в противоречие со здравым смыслом и вызывало несварение желудка, Лаверн знал, что девушка права. Принс действительно пытался его убить.
– Так. Значит, чувство вины. Вот оно что. Он сможет убить меня лишь тогда, когда меня гложет совесть.
– Именно.
– В этом есть что-то от гипноза. Он говорит людям, что собирается накликать на них смерть. А так как они верят в силу отходной молитвы, то шансы его возрастают. Что касается нечистой совести, то покажите мне, у кого она абсолютно чиста.
– Господи, вот уж не знала, что ты так глуп! – Эдисон одарила его укоризненным взглядом и отпустила руку. – Пойду куплю себе еще стаканчик.
Слегка изумившись, он дал ей пять фунтов, а сам остался доедать пироги, сыпля крошки себе на куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84