В следующую секунду Руперт положил ей руку на плечо — мимолетный жест, подчеркивающий его право собственности на Октавию. По тому, как у Филиппа сузились глаза, Октавия поняла, что этот жест задел его за живое. Руперт, видно, не зря говорил, что Филиппа больше всего привлекает то, что ему не принадлежит, а не то, что можно взять свободно, просто попросив. Воистину — запретный плод сладок.Она радовалась этой теплой и сильной ладони, и в другое время это прикосновение было бы прелюдией того, что произойдет, когда закончится скучный вечер. Но сегодня Октавия не хотела думать о том, как они останутся наедине — слишком живо она помнила сцену с леди Дрейтон.В некотором недоумении Руперт вернулся к игорным столам: ярость, которую он заметил в глазах Октавии, поставила его в тупик.
Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.— Держи. Заслужила, — подал он ей бокал.— Не хочу, — покачала она головой. — Лучше пойду спать.— Присядь, Октавия. — Голос Руперта звучал спокойно и ровно.Октавия бросила на него хмурый взгляд:— Уже пять часов утра. Я хочу спать.— Посиди.Что-то было в нем такое… в его тоне, что заставило ее повиноваться.— В чем дело?— Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? — Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.— Нет.Он пригубил коньяк.— Так отчего же ты так разозлилась?— А ты подумай сам! — Октавия сердито вскинула голову. — Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:— Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.— Не смей так разговаривать со мной! — Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. — Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!— Именно, — заметил он холодно. — Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:— Так ты хотел… чтобы это видели?— Именно, — снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:— Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.— Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?Руперт помолчал.— Мне казалось, ты уже знаешь — я люблю играть с закрытыми картами.— Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:— То, о чем ты думаешь, не правда.Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:— Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.— И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? — Руперт пожал плечами. — Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю… да, я считаю, ты должна за это заплатить. — И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.— Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? — продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. — Что бы это могло быть? — Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.— Хочешь, чтобы я выбирала сама? — От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.— Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.— Не подняться ли нам в спальню, сэр?— Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.— Мне тоже так кажется, сэр. — Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела — страстное обещание.Руперт торжественно взял ее за руку:— Идемте, мадам. Глава 12 — Граф Уиндхэм, миледи! — донесся как всегда назидательный голос Гриффина. — Вы дома?— Да, Гриффин, проведи его в зал. Я сейчас выйду. — Октавия отложила газету, которую читала отцу. — Извини, папа.— Конечно, конечно, — ответил он ласково. — Иди, делай что следует. Я вижу, дверной звонок просто не замолкает. Мне кажется, вы стали очень популярной парой.— Да, — скромно согласилась дочь, расправляя складки на юбке розового муслинового платья. — Но это потому, что мы новые люди на сцене, а общество обожает новизну. — Она оглядела себя в зеркало.— У Уорвика большие доходы, — заметил Оливер. — Это видно по его гостеприимству.Октавия взглянула в зеркало на отца. Закидывает удочку? Вряд ли. Это не в его характере.— Он богатый человек, папа. Не хочешь прокатиться? Сегодня превосходный день.— Спасибо. Я, как обычно, прогуляюсь. Иди, твой гость заждался.Октавия поцеловала отца и выпорхнула из комнаты. В повседневной жизни Оливер всегда разбирался плохо, а после несчастья и вовсе перестал замечать окружающую действительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109