Растение тропиков, палящего солнца и вы
жженных скал. Я вижу твердый лист кактуса, лапчатые зигзаги его стеблей. П
осреди заостренных игл, багрово-красный, махровый цвет. Будто капля горя
чей крови брызнула и как пурпур застыла. Я видел этот цветок на юге, в стра
нном и пышном саду между пальм и апельсиновых рощ. Я гладил его листы, я рв
ал себе руки об иглы, я лицом прижимался к нему, я вдыхал пряный и острый, оп
ьяняющий аромат. Сверкало море, сияло в зените солнце, совершалось тайно
е колдовство. Красный цветок околдовал меня и измучил».
«Почему он не чувствует, что это больно? Зачем говорит, что любит? Зачем вс
егда хочет делать боль, убивать этими ужасными мелочами. Он читает тольк
о для того, чтобы доставить мне неприятность».
Держа исписанный лист, смотря на Веру, Савинков видел, что она не выдержив
ает игры.
Ц Иногда мне кажется, что я напрасно с детьми приехала к тебе, Ц говорит
Вера. И тихо вышла из кабинета.

3

Ц А разве мы не вместе? Ц вечером говорил Савинков, сидя с Верой.
Ц Мы под одной крышей. Если это вместе, то мы вместе. Ведь казалось бы пуст
ое: Ц расскажи, о чем ты думаешь, что пишешь, ведь ты же ходишь по вечерам од
ин и думаешь над работой? Разве многого я хочу, после стольких лет горя? Я х
очу части твоей души, твоего внутреннего мира, впусти меня, мне нужно чело
веческое участие. Ты замыкаешься в себе. Разве это любовь? Если ты называе
шь любовью нашу жизнь, то мне такая любовь без слов, без внутреннего чувст
ва ужасна.
Савинкова сердил тон Веры. Не хотелось слушать, но не хотелось и уходить.

Ц Вот вчера, Ц говорила Вера, Ц ты после работы лежал на диване и спал, я
вошла и мне показалось, что даже твои закрытые глаза обращены внутрь, в са
мого себя, что в них может быть мука, но скрытая от меня, мне показалось, что
ты совсем чужой и я испытала буквально физическую боль, я чуть не вскрикн
ула.
Ц Какая ерунда, Ц пробормотал Савинков, Ц и какая тяжесть. Так нельзя ж
ить. Ты хочешь того, что я не могу тебе дать и что ты может быть даже сама не
возьмешь.
Савинков, говоря это, глядел на Веру, и думал Ц «как она постарела». Савин
ков боялся слез.
Ц Зачем же тогда ты вывез меня? Ц проговорила Вера. Ц Неужели затем, что
бы я и здесь, в Париже испытала еще раз свое одиночество? И убедилась, что т
ы не только меня не любишь, как я хочу, но что я тебе совсем чужая? Ведь ты же
мучишь меня, ты убиваешь меня.
Ц Чем я убиваю, скажи, ради Бога? Ц раздраженно вставая, проговорил Сави
нков.
Ц Муж и жена, Борис, могут быть счастливы, когда меж ними нет недоговорен
ного. А между мной и тобой Ц глухая стена. И ты убиваешь меня тем, что не хоч
ешь сломать ее, словно тебе это будет мешать. А мне… Ц голос Веры дрогнул,
но она собралась с силами, выговорив:
Ц Зачем же тогда говорить о любви? Ее нет. А может быть никогда и не было. Я
знала, что ты живешь необычной, тяжелой жизнью, я мирилась с этим. Я ждала. Н
о чего же я дождалась? Вот я пришла к тебе, как девочка, опять думала, наконе
ц, будет счастье. Оказалось мы друг другу стали чужды. У тебя для меня нет д
аже слов. При любви такого одиночества, Борис, не испытывают. Ведь я совсем
одна…
Савинков сидел молча. Ему было даже скучно. Он знал, что в романе будет под
обная глава несчастной любви. Он только удивлялся, что Вера тонко и верно
говорит. Не подозревал.
Ц А то, что ты считаешь любовью, это для меня ужас, Борис. Ведь я знаю, что за
порогом моей комнаты всякая связь со мной прекращается. Ты ушел и я вычер
киваюсь из сознания. Я тебе больше ненужна. Это позорно, это ужасно, Борис.
Меж нами нет и не было того духовного заражения, которое у любящего мужчи
ны превращается в благодарное и любовное отношение к женщине. У тебя это
исключено. Ты Ц один. Ты хочешь быть один. Твоя любовь Ц сухая обязанност
ь. Но ведь есть женщины интереснее меня, которым ничего другого и не требу
ется?
Савинков сидел, не меняя позы. Сейчас он взглянул на Веру, внезапное злобн
ое чувство, как к страшной тяжести, охватило его.
Ц Вот этого, самого важного женщине, как я теперь лишь поняла, у нас с тобо
й, Борис, нет и никогда не было. Ты не будешь возражать. Именно поэтому я и бы
ла несчастна, а не потому, что много приходилось страдать. Ведь когда ты об
ращаешься ко мне, делишься мыслями, я знаю, что это ничем не отличается от
разговора с твоими товарищами. Моя мысль ничего тебе не прибавит, ничего
не отнимет. Ты не видишь, не хочешь замечать моей жизни. Даже в мелочах, ког
да мы идем с тобой по улице, здесь в Париже, ты никогда не возьмешь меня под
руку. Ведь я бы не отдернула руки. Может быть, я была бы даже счастлива. В отс
утствии этого жеста я чувствую, как ни в чем твою отчужденность. Ты хочешь
идти один, быть один. Так зачем же тебе я?
Ц Может быть многое из того, что ты говоришь, верно, Ц проговорил Савинк
ов холодно. Ц Но если ты хочешь меня в чем-то обвинять, то вины я не чувств
ую. Я не могу очевидно тебе дать того, что тебе надо. Тебе нужно, собственно
говоря, мещанское счастье покойного житья-бытья Афанасия Ивановича с Пу
льхерией Ивановной!
Ц Неправда! Ц вскрикнула Вера, не сдерживая слез. Ц Я хочу искренности!
Только искренности! А ты ее не даешь… Ц и, не будучи в силах больше сдержи
ваться, Вера зарыдала.
Савинков вышел из кабинета. Накинул пальто, надел котелок и, легко ступая,
спустился по лестнице. Он ехал на скачки в Лонгшан и не любил опаздывать.


4

Вера сидела в угловой комнате. Был сумрак. В окно виднелся красный край па
давшего за церковь солнца. Очевидно к вечерне в церковь шли люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108