Сазонов попытался что-то сказать, но заметался, вырывая руку пробормота
л:
Ц …Еще бесконечность… ой… милый… Петька… пора… ой… но ты пожалуйста по
скорее… что же… а… пустите меня… скорее поправлюсь… Господи, Господи…
Глубоко переведя дыхание, Сазонов смолк. Гурович записывал за столом. Са
зонов снова метнулся, заговорил:
Ц …Вот у меня был один хороший пациент, я его попортил… князь… я знаю… чт
о вы из меня хотите сделать… много найдете самостоятельности… как… ох ка
к утомил меня… да, князь… делайте вы по-своему, как вы хотите… не будьте ба
бой… фу, фу… досада… ну, Господи, Боже мой… поставьте меня в хорошее положе
ние, как мужчину… ей Богу, бабу из меня вареную делаете… Господи Боже мой…
никакого смысла ни в чем не вижу… Ц застонал он, падая на подушки.
Так лежал Сазонов долго. Потом тихо зашептал. Гурович подвинулся ближе, н
аклоняясь, не расслышивая.
Ц …Не знаю, что вы должны чувствовать… снимите лишние афишки… Господи…
и вот я как балбес ничего не знаю… ничего не помню… хоть бы вы пожалели, ка
к долго стою… пора кончать… торжественно даже… снимите лишнюю одежду… к
уда я поеду сегодня… вы сказали, что поеду… опять на бобах… опять на левой
ноге какой-то князь… мой что ли… мой… тоже поганый… нет, вашу науку не пон
имаю… совсем странно… ой… что это на левой ноге…тяжело… словно пусто… до
ктор! Ц вскрикнув, вскочил Сазонов.
Ц Что вы? Ц ласково сказал Гурович, отложив карандаш и подойдя к нему.
Ц Что мне делать, доктор? Ц смотрел на Гуровича не забинтованным глазом
, Сазонов, Ц эти дни надо ехать на дело… по провинциальному… я связан сло
вом… и путаница… вышла… что делать?..
Ц Какая путаница? Ц еще ласковей проговорил Гурович, садясь на кровать
, беря за руку.
Ц Николай Ильич… семейство… я жду, когда солнышко выйдет, Ц бормотал Са
зонов, Ц …ну перестань… не стану же плясать… Петя, а Петя… а что… а если… р
авно наплюй… покорно благодарю… не согласен… ты слышишь… не слушай… ну к
ак… это же не печка какая… это машина… Господи помилуй… ну как же… о, о, о… о
х Христос воскрес… теперь встречают… я на могиле Христа… а где-то лежу… я
конторщиком идти не хочу… все мрачные какие-то…

4

В Женеве у эс-эров был праздник. У кресла Гоца собрались Чернов, Потапов, М
инор, Ракитников, Селюк, Брешковокая, Натансон, Бах, Авксентьев, Азеф. Были
Швейцер, Каляев, Боришанский, Бриллиант, Дулебов.
У кресла забылись разногласия, склоки, неприятности. Перемешались стары
е с молодыми. Раскаленный успехом Каляев говорил с распевным польским ак
центом. Стоял взволнованный, покрасневший, с рассыпавшимися волосами. Ка
ляев был похож на Руже де Лиля, поющего Марсельезу.
Многие из старых, потертых членов партии, в душе мало склонных к идеализм
у, даже не вникая в то, что говорил Каляев, были захвачены. Каляев верил в то
, что говорил. Вера его была фанатична, страстна, красиво выраженная, она о
ковала слушателей, когда «поэт» говорил, нервно жестикулируя правой рук
ой:
Ц Мы не можем, не смеем верить перепугавшемуся правительству, сулящему
теперь стране какие-то успокоения! Нет! Мы должны напрячь все силы, чтоб п
артия бросила в террор новые кадры преданных революции товарищей, чтобы
внезапно, стремительно нанести врагу удар, и не затем, чтобы правительст
во шло по пути реформ, а затем, чтобы ударами, взрывами бомб, разбудить стр
ану, встряхнуть ее, чтобы террор против ненавистного правительства стал
массовым! Пусть каждый член партии идет не с речью, не с агитацией, не с лит
ературой, а с бомбой! Ибо вообще социалист-революционер без бомбы уже не с
оциалист-революционер! О, я знаю, недалеко то время, когда разгорится пожа
р! Когда будет и у нас своя Македония! Когда рабочий и крестьянин возьмутс
я наконец, за оружие! И тогда-то, вот тогда, наступит великая русская револ
юция!
Аплодисменты прервали Каляева.
Сидя с Азефом, обняв его толстой рукой, Чернов наклоняясь, прошептал в азе
фово ухо: Ц Молодость, Иван, молодость, но святая, конечно, святая.
Азефу было тяжело от черновской руки, но надеясь, что Виктор поддержит не
сколько его предложений в ЦК, он не освобождался. Чернов снял руку сам, поп
росил слова.
Ц Слезы сжимают горло, дорогие товарищи, Ц заговорил он несколько в нос
, протяжным великорусским пеньем, Ц когда слышишь речь, подобную речи до
рогого товарища «поэта»! В особенности потому, что она полна силы и жажды
действия, несмотря даже на то, что товарищ только что участвовал в таком с
ложном и большом деле, как дело Плеве! Верно! Верно! Нам конечно нужна «сво
я Македония», но не надо только переламывать палку и, поддавшись, увлечен
ию молодости, забыв всё иное, представлять себе нашу партию, как партию ис
ключительно террористическую! Конечно, глубже пашешь, веселей пляшешь, э
то так, но надо всё же помнить и то, что, как сказал наш великий сатирик, с од
ной стороны нельзя не сознаться, а с другой нельзя не признаться. Да, терро
р нам нужен! Да, террор одна из необходимейших форм борьбы нашей партии, но
террор ведь, дорогой товарищ, всё же есть мера временная, к тому же террор
бывает троякий: эксцитативный, дезорганизующий, агитационный. И вот тут-
то только в согласии с волей ЦК должна действовать наша святая беззаветн
ая молодежь, наша боевая организация! Помните, что ржаной хлебушка калач
у дедушка. И не дай Бог, если я понял так дорогого товарища, что, мол, он прос
то напросто влюбился, так сказать, в бомбочку, не дай Бог, не дай Бог, Ц зат
ряс рыжими волосами Виктор Михайлович, Ц это конечно не то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108