Ц Некоторые не были. Я говорю о лучших, о вере, о страсти, об идеализме, за к
оторый отдавалась жизнь. Ц Слова Ивановской были обращены к Савинкову.

Ц Да, Ц сказал он, Ц Каляев человек героического склада, такие люди оче
нь ценны, но массам они непонятны. Это трагические натуры, больше жертвы, ч
ем деятели.
Ц Я не понимаю, Павел Иванович, вы говорите, герои, Ц сказала Дора, Ц и в т
о же время непонятны массам, как же они могут быть непонятны, если отдают с
вою жизнь за народ?
Ц Вы рассуждаете, Дора, по-женски. Еще у Алексея Толстого сказано: «то нар
од, да не тот». Есть народ книжный, в который верят мальчики и девочки из ги
мназии и который у нас идеализируется. А есть живой, настоящий, так вот нас
тоящий народ глух и туп, как стена, и никогда даже в случае победы не оцени
т жертв тех индивидуальностей, которые отдали революции жизнь.
Савинков говорил уверенно, небрежно. Брови Сазонова сводились, это был п
ризнак вспышки.
Ц Вы поймите трагедию хотя бы народовольцев, Ц продолжал Савинков, Ц
приносили себя в жертву революции, сгорали за народ факелами свободы в т
емноте самодержавия и вот их предает кто? не жандарм, не генерал, предает н
астоящий рабочий, с которым вместе вышли на борьбу. Знаете, что Фигнер зак
ричала Меркулову при аресте? Время барской покаянности и лубочных пейза
н пора бросать. Превращать народ в икону глупо.
Сазонов возбужденно вскочил.
Ц Может вы и правду говорите, барин, да не всю! Ц закричал он. Ц А если не
всю, то значит и неправду! Вы видите низость, предательство, и не хотите ви
деть благородство и самоотвержение. В тех же самых «низах», о которых вы т
ак пренебрежительно сейчас говорили, есть грандиозные порывы беззавет
ного энтузиазма, геройства, самоотвержения. Мало ли у нас анонимных геро
ев, безвестных могил? Наша история полна мучениками, полагавшими душу св
ою за друга своя, да! вот что барин! не народ надо судить за отдельных негод
яев, а самих себя надо судить, за собой следить! Нехорошо вы сейчас говорил
и и неправы, приводя примеры «Народной Воли»; пусть там был провокатор ра
бочий, но ведь Дегаев был «барин»? Пусть были провокаторы рабочие, но разв
е можно по ним отзываться о народе? Ц Сазонов горел. Ивановская смотрела
на него с любовью. Ц Нет! Мы должны быть именно народовольцами в отношени
и народа, они шли мимо единиц, страдая и борясь за народ, за его свободу, за с
оциализм. И мы должны воскресить именно эту веру в революцию, иначе ведь н
ельзя даже понять, зачем же делать тогда революцию? Я первый раз, Павел Ива
нович, слышу от вас подобное о народе. И не понимаю, ведь, если вы не верите в
него, зачем же тогда вы, дворянин, барин, интеллигент идете в революцию? да
еще в террор? то есть убивать и умирать? Зачем же? Нет, вы из-за красиво-дека
дентской позы клевещете на себя, говорите неправду, Ц возбужденно обор
вал Сазонов. Он был прекрасен в своем негодовании.
Савинков сидел спокойно, закинув ногу на ногу. Иногда на лицо его выходил
а чуть приметная улыбка, сводившая разрезы глаз.
Ц Вы, Егор, говорите, что думаете. И я говорю, что думаю. Если б я хотел говор
ить неправду, я б говорил так, как вы, соглашался бы с вами. Но искренность в
ыше всего. Мы друг для друга должны быть прозрачны. И вот то, что я сказал, я
повторю. Вы народник-идеалист, схожи с «поэтом», потому что на многое смот
рите, как дети. Правда, сказано, «устами младенцев», а я скажу «глазами мла
денцев». Но у меня нет, Егор, как у вас любви и слепой веры в народ. Я вижу, что
самодержавие гнило и мерзко. И я, поймите, Я, Ц подчеркнул Савинков, Ц я б
ью его. Это моя игра. Для чего я бью? Для революции? Да. Чтоб пришли новые. Но р
азве я уверен, что эти новые будут белоснежны и наступит царствие Божие? В
это я не верю, Егор. У меня нет веры. Я знаю, что данная государственная форм
а изжита, новая не родится без мук, борьбы, крови. И я хочу участвовать в это
й борьбе, но не для Ивана, Петра и Пелагеи. А для себя. Вот моя с вами разница.
Вы идете жертвовать для метафизических Петров и Пелагеи. А я жертвую соб
ой Ц для себя. Потому что Я этого хочу, тут моя воля решающа. Я м
ожет быть буду бороться одиночкой, не знаю. Но иду только до тех пор, пока с
ам хочу идти, пока мне радостно идти и бить тех, кого я бью!
Ц Я ничего не понимаю! Стало быть вы во главу угла ставите свою личность,
свою особу? так я понял?
Ц Так, Ц и на спокойное лицо Савинкова выплыла надменная улыбка, обозна
чившая тонкие зубы.
Ц Тогда позвольте вас опросить, где же при эдакой-то ницшеанской постан
овочке место борьбе за социализм?
Ц Место есть. Я борюсь за социализм, потому что Я хочу социализма, вот поч
ему.
Ц Но ведь, если вы не верите в народ, в массу, в коллектив, а верите только в
себя, то в одно прекрасное утро вам может захотеться встать и против наро
да?
Ц Этого не может быть, Егор, Ц резко сказал Савинков. Ц Если я не станов
люсь, подобно вам, на карачки перед народом, это еще не значит, что я могу ст
ать его врагом. Врагом народа я быть не могу.
В передней раздался пронзительный звонок. Все переглянулись, всем показ
алось, что зря увлеклись, зря начали спор, забыли о деле.
Ц Не ходите, Егор, на вас лица нет, Ц проговорила Прасковья Семеновна.
Ц Кто б мог быть? Ц оказал Савинков. Ц Прасковья Семеновна, я пройду в к
абинет.
Накинув широкий серый платок на плечи, Прасковья Семеновна мгновенно ст
ала кухаркой. В передней отперла дверь сначала на цепочку. В раскрывшуюс
я полосу спросила Ц «Кто тут»?
Ц Телеграмма.
Почтальон подал телеграмму из Одессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108