Но Даниэль явно не заботилась о манерах, они не вписывались в ее жизненную схему. Она просто существовала, а если всем другим это не нравилось, им следовало терпеть.Она повторила резким голосом:— Что вы здесь делаете?— Сижу, любуюсь видом, а вы?Она подошла, как манекенщица, — колени вместе, бедра выбрасываются вперед, и встала картинкой в журнале мод.— Не далеко ли забрели в такую жару?— А вы очень устали или шли не так далеко?Вот уж я не собиралась говорить, где была, не ее дело, хотя ей явно и интересно. Это паломничество Саймона и больше ничье. А если он решил взять меня с собой, это его проблемы, но Даниэль я об этом не скажу.— А где Саймон?— Не знаю, вы его искали?— Да нет, — она села в двух ярдах от меня и улыбнулась.— Сигарету?— Спасибо, — сказала я не подумав.Она молча меня рассматривала, а я курила и старалась не переживать, что теперь неудобно уходить, хотя очень хочется. Совершенно непонятно, с какой стати, когда мы общаемся с такими людьми, мы продолжаем придерживаться собственных табу и привычек. Почему мои хорошие манеры не позволяют мне встать, как наверняка сделала бы Даниэль, сказать: «Ты мне надоела, маленькая невоспитанная потаскушка, и ты мне не нравишься», — и уйти себе по горе? Но нет, я сидела, выглядела доброжелательно безразлично и курила ее сигарету. По сравнению с той, которой угощал меня Нико, ее — нектар и амброзия. Могла бы предложить даже оливковую ветвь, я боюсь данайцев, дары приносящих.— Вы не были на полднике в гостинице?— Нет, а вы?— Где вы ели?— У меня был пикник.— С Саймоном?Я подняла брови и попыталась изобразить холодное удивление этими инквизиторскими допросами. Никакого эффекта.— С Саймоном? — повторила она.— Да.— Я видела, как он выезжал на машине.— Да ну?— Он вас где-то подобрал?— Да.— Куда, вы поехали?— На юг.Она помолчала минуту.— Почему вы не хотите рассказать, где вы были и что делали?Я посмотрела на нее довольно беспомощно:— С какой стати?— А почему нет?— Не люблю исповедоваться.Она это переварила, повернула ко мне большие усталые глаза.— Почему? Что у вас с Саймоном…Такой вопрос от Даниэль мог означать только одно.Я взорвалась:— Боже мой! Мы доехали на машине до Араховы, оставили ее там и прошли пешком в сторону Дельф. Устроили пикник на горке с красивым видом на Парнас. Потом я пошла домой, а Саймон — за машиной. Скоро он проедет внизу, долго здесь просидите — увидите. Если вы не знаете как выглядит нанятая вами машина, я скажу — большая черная. Не знаю, как называется. Не разбираюсь в машинах. Этого достаточно? И спасибо за компанию, мне пора.Я бросила сигарету и вскочила.Она шевельнулась в пыли, как змея, уронила сигарету, улыбнулась, и я увидела ее белые зубы и язык, розовый, как губы и ногти.— Боитесь меня…Я почувствовала себя очень взрослой в свои двадцать пять рядом с недоразвитым подростком.— Дорогая девочка, что вас заставило вообразить такое?— Я, видите ли, просто ревную Саймона, — сказала она из пыли.Я страстно хотела повернуться и убежать, но у меня не было красивой реплики на прощание. Мое чувство превосходства растворилось в воздухе, и я сказала:— Да?— Все мужчины одинаковые, но он необычный. Даже вы это, наверное, чувствуете. Вообще любовники на меня тоску нагоняют, но Саймона я хочу. Очень.— Ну правда!— Да, правда. Знаете, что в нем есть? Это…Я сказала резко:— Не надо, Даниэль.Она бросила на меня взгляд:— Ты сама в него влюбилась, да?— Какая чушь! — К моему ужасу мой голос звучал очень драматично. — Я его совсем не знаю! И кроме того, это не…— Какая разница. Нужно две секунды, чтобы понять, хочешь мужчину или нет.Я отвернулась.— Послушайте. Я должна идти. Думаю, увидимся позже. До свидания.— Увидите его завтра? — Вопрос был сказан лениво, тем же невыразительным голосом, но что-то заставило меня обернуться к ней. Она с притворным безразличием отвернулась и водила пальцем в пыли. — Что он будет делать завтра?— Откуда я знаю? — ответила я как можно холоднее, а подумала, что мне это известно совершенно точно. Он определенно пойдет искать гипотетическую пещеру Михаэля. И совершенно наверняка, ему не понравится, если она будет за ним подсматривать. Весь разговор указывал на то, что она на это вполне способна.Я сказала тоном, каким разговаривают с надоедливыми упрямцами:— Ладно, скажу. Мы поедем в Левадию на весь день. Там конная ярмарка, будем фотографировать цыган.— Ой. — Она смотрела через долину глазами, сузившимися от солнца. — На что он, дурной, тратит время!Хотя я к ней уже привыкла, я не смогла удержать вспышку злости, которая пронзила меня насквозь.— Значит, он не пришел вчера чинить душ?— Много говорите, да?— Извините, плохо воспитана. Пойду приму душ перед обедом. Увидимся позже. Знаете, что я вечером переезжаю в студию?Ее глаза широко раскрылись, в них замелькала странная смесь неприязни, озабоченности и расчета.— Это будет удобно, нет? — сказала она с известным только ей смыслом. Вдруг взгляд изменился, она смотрела через мое плечо с удивлением и чем-то еще.Я обернулась. Кудрявый мужчина с усами над тонкогубым, но чувственным ртом, среднего роста в сером костюме, темно-красной рубашке с алым галстуком сказал по-французски:— Привет, Даниэль, — но прозвучало это, как «все в порядке».Она расслабилась.— Привет. Как ты узнал, что я здесь?Я подумала — потому что вы были вместе за кустами, а я вам помешала. Потом я отбросила эту мысль и подумала — надо же до чего доводит общение с этой девушкой. Пять минут, и воображение совершенно больное. Красотка произнесла лениво, даже слишком лениво, из пыли:— Это — Камилла Хэвен. Она утром гуляла с Саймоном, а сегодня будет спать в студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49