А потом туда будут ездить автобусы и машины, жалость какая…Я спросила:— А вы были тут во время войны?— Да нет, в Дельфах тогда не были нужны гиды. Никого не интересовали ни храм, ни сокровищница, ни Возничий. Когда я вожу туристов по окрестностям, всегда говорю, что, если бы люди приходили сюда к Оракулу, как в те времена, когда Дельфы были центром вселенной, все бы их раздоры прекратились. Имею бешеный успех. Дельфийская Лига Наций.— Представляю. А вы при этом говорите о битвах между Дельфами и их соседями, о развалинах Криссы, о монументах победам Афин над спартанцами и спартанцев над Афинами…— Иногда. — Он засмеялся. — Придется говорить осторожней, когда поведу вас на экскурсию.— А вот Возничий… Я видела его фотографию. Глаза выложены ониксом и белой эмалью, длинные металлические ресницы, узкий лоб и тяжелый подбородок… Ведь это, в общем, некрасивое лицо? А все говорят, он так прекрасен…— Вы скажете то же самое. На картинках все не так. Как с великим Гермесом в Олимпии. На фотографиях мрамор слишком гладкий и сияет, как мыло. А от статуи перехватывает дух.— Знаю. Я видела.— Тогда готовьтесь увидеть Возничего. Это — одна из величайших статуй Греции. Знаете, что меня поражает, хотя я вижу его каждый день?— Что?— Он такой молодой… Я думал, что он — победитель соревнований, хозяин команды, но, говорят, он просто один из тех, кто вез владельца.— Я читала у Павзания, что в Дельфах есть бронзовая колесница с обнаженным владельцем и юным возничим из хорошей семьи. Это он об этом?— Нет, нашего Возничего землетрясение засыпало раньше, чем Павзаний приехал в наш город. Когда-то здесь было шесть тысяч статуй, очень многие погублены и украдены. То, что земля скрыла Возничего — явно рука богов, это спасло его от исчезновения. Один Нерон взял в Рим пятьсот статуй.Вдруг раздались ужасные крики и шум.— Ради Бога, что это?— Да ничего особенного, маленький конфликт между рабочими.— Маленький?! По звукам — настоящая война.— Боюсь, мы очень воинственная раса. Там еще остались рабочие из археологической партии — убирают мостки и какой-то мусор. Ночью пропал мул и кое-какие инструменты, и все люди без особого пыла обвиняют друг друга в воровстве.— Ладно, мне пора. Можете повести меня завтра на экскурсию? вы здесь будете в это время?— Я здесь всегда.Я остро представила себе целую жизнь в Дельфах на дороге под ярким утренним солнцем.— Постараюсь быть здесь в восемь, если сумею пойти. А если нет…— Не важно. Сможете, я поведу вас с величайшим удовольствием, а нет, так нет.Он смотрел на меня сквозь сигаретный дым спокойным нелюбопытным голубым взглядом и я спросила:— Кирие, а вы не знаете случайно, что происходило со статуями из музея во время войны? Возничий, например… Он был здесь? Спрятан?— Он был в Афинах.Позади меня остановилась облезлая черная машина, Саймон усмехнулся из окна.— Доброе утро.— Ой! Я опоздала? Вы меня искали?— Ответ на оба вопроса — нет. Я приехал рано, и мне сказали, что вы здесь. Завтракали?— Сто лет назад.— Почему люди напускают на себя тон такого превосходства, когда им удается встать раньше восьми, не представляю. — Он наклонился и открыл дверцу машины. — Садитесь, отправляемся. Или хотите за руль?Я оставила этот выпад без ответа и быстро проскользнула на место пассажира рядом с ним.Когда машина набрала скорость и повернула за угол, я сказала:— Возничий был во время войны спрятан в Афинах.— Это — естественно, нет? — он улыбнулся.— Ну да. Вы увлекли меня своей историей, — я почти защищалась.— Увлек. Ходили утром по развалинам?— Да.— Я так и думал. Я там завсегдатай, чаще всего около шести.— А сегодня не пошли?Он улыбнулся.— Нет, подумал, что вы захотите побыть там одна.— Саймон, вы очень… — Я начала, но остановилась, он не поинтересовался, что я хотела заявить. И я спросила не совсем кстати. — Послушайте, вы когда-нибудь выходите из себя?— Что за странный вопрос?— Да ладно, я же знаю, что вы читаете мои мысли.— Вчера вечером?— Да, не так уж и трудно было угадать. Конечно. Нигель ведь ужасно грубил. Вы не обижались?— Обижаться? Нет.— Почему?— На него нельзя обижаться, потому что он очень несчастлив. Жизнь для него нелегка, да еще влюбился в эту девушку, а она крутит им как хочет. Но вчера вечером что-то было неправильно. Дело не в нервах, артистическом темпераменте или ее ведьмовских штучках. Явно было что-то еще.— Может, просто напился?— И это тоже. Он обычно очень мало пьет, а вчера…— А он ничего не сказал, когда вы вернулись? Мне показалось, он собирался, как раз когда появилась Даниэль.— Мне тоже. Но я его не видел и не слышал, как он вернулся. Его комната была пуста, я подождал и пошел спать.— Возможно, он чинил душ.— Я тоже так подумал, но дверь Даниэль была открыта, и она тоже куда-то делась. Я решил, что молодые люди пошли в деревню еще выпить или просто погулять. А когда сегодня проснулся, он уже ушел.— Я видела, как он брел один в горы мимо кладбища и через сосны. Я молчала, а он, по-моему, меня не заметил.— Будем надеяться, что он сегодня поработает, и у него все пройдет. А еще какое-нибудь открытие вы сделали сегодня утром?Машина замедлила ход и миновала трех осликов, шлепающих по дорожной пыли. На первом боком сидела старая женщина, в левой руке она держала прялку, в правой — веретено, она ехала, не глядя пряла белую шерсть, и улыбнулась нам.— Да. Это странная страна, она действует на человека умственно, физически и, я думаю, даже морально. Прошлое такое живое, настоящее — насыщенное, а будущее цветет и надвигается. Солнце разгоняет кровь в жилах в два раза быстрее, может, это позволило грекам перенести двадцать поколений рабства, которые сломали бы любую нацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49